Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, ты спятил? – отвечаю я. – И как только Катя выносит твои художества?
– Я их всех содержу! – хохочет Серега. – Неужели этого мало?
– Ты же не хотел рисковать, – заявляю ему свои права. Лучше сразу поставить все точки над "i".
Михалыч с Ильичем расписывают пулю. Я, кажется, в нуле. Подхожу к девице. Она уютно прикорнула у батареи. Спрашиваю:
– Тебя как зовут?
– Эн…
– Выпустить на улицу?
– Нет…
– Можешь пойти ко мне. Приведешь себя в порядок, умоешься.
Возвращаюсь к игрокам. Оказывается, даже выиграл пять вистов. Складываю кресло. Медленно иду к себе. Эн плетется сзади. Щелкаю замками. Входим.
– Располагайся… – приглашаю ее в комнату. Сам иду в ванную. Чудо – есть теплая вода!
Кричу:
– Тебе повезло! Иди быстро сюда! Можешь принять душ!
Девица молча появляется. Подозреваю, что это та самая "подсадная", которая тогда выманила Серегу… А может быть, и нет. Выхожу из ванной. Она прикрывает дверь, но не запирается. Не исключено, что они хотели пробраться в дом и для этого устроили инсценировку с дракой. Хотя, если это те же самые, зачем надо было тогда глушить Серегу?.. Слышен шум льющейся воды. Хочется спать. Около шести часов утра. Сажусь на диван и начинаю дремать. Кажется, Серега – физик. Пару раз его проверял. На крючки не клюет. Зачем-то изображает из себя простолюдина. Может быть, он связан со спецслужбами? Решил пока отсидеться?..
Появляется Эн. В моем халате. Хотя я ей его не предлагал. Она оказывается еще лучше.
– Эн – это буква или имя на английский манер?
– Дай сигарету, – просит она. – И выпить, если есть… У Брейгеля – зима, каток, крошечные фигурки… Кто они нам? Эн, Ка, Тэ… Не будешь же выяснять.
– С удовольствием бы выяснил, – не соглашаюсь я.
"Так… Значит, они уже обживают и этот культурный пласт. Грабят, убивают и при этом еще философствуют… Ничего не скажешь!"
– Тогда играла роль подсадной утки. А теперь более серьезное задание: троянский конь?
– Утка, конь… – укоризненно говорит она. – Скоро дойдешь до бурундука! У тебя что, нет курева?
– Не курю… Водку будешь? Другого ничего нет.
– Буду, конечно, буду… Немножко.
Наливаю на дно стаканчика. Протягиваю ей.
– Часы хороши! – кивает она на стенку. – Умели раньше делать вещи. На маятнике стрела разделяет две буквы. Что они имели в виду? Стрела – символ времени? Часовая стрелка? Или же боевая, лучная стрела?
– Это помогает грабить, убивать, насиловать? – интересуюсь я.
– Ну, кого я буду насиловать, помилуй! – смеется она, слегка захмелев. – Ты на кого-то похож. Не пойму, на кого… У тебя есть йод или зеленка?
Она отодвигает воротник халата. Видна большая глубокая ссадина. Мажу ее йодом. Эн кричит от боли, слезы текут по ее лицу.
– Разве у троянского коня… уж, скорее, кобылицы может быть такая рана? – жалобно спрашивает она.
– Не знаю… – в замешательстве дую на ссадину, касаюсь губами нежной кожи…
2. Не родной
Валентин Ильич отчаянно сражается с Серегой, у того железная семерная, и он может оставить Ильича без виста. Мы отходим с Михалычем в сторону.
– Он мне не родной, – шепчет Михалыч.
– С чего ты взял? – отвечаю на всякий случай.
Я не спрашиваю, о ком речь. Ясно, что он говорит про Женьку. Меня все это начинает раздражать. Мне не нравится, что Ильич как-то двусмысленно приобнял Женьку, мне кажется, что его воодушевление, с которым он перебирает карты, как-то с этим связано. Я недоволен, что понимаю Михалыча с полуслова. Ведь не стал бы он делиться своим бредом, скажем, с Серегой? Не стал!
– У нас в роду ни у кого не было зеленых глаз и темных волос! Скажешь, он похож на меня?
– Ну, знаешь… – пытаюсь уклониться от ответа.
Михалыч напряженно буравит меня взглядом.
– Не обязательно же должно быть сходство с тобой. Возможно, у Эллы был кто-нибудь в родне с такой мастью.
– Чепуха! – решительно возражает он. – Никого! Это она мне отомстила! Не удивляйся! Это такая шлюха! Хотя не признается! Клянется и божится, что мой!
Элла – шлюха?! Я чуть не подавился. Чопорная, манерная Элла, высокая, статная, с томными грустноватыми глазами… Неудивительно, с Михалычем загрустишь. Когда она робко улыбается, открывается небольшая щель между передними зубами, что ее несколько портит. Сейчас, пожалуй, она представляет интерес, скорей, как антикварная ценность. Я ей симпатизирую и сочувствую. Наверное, из-за того, что мне кажется, будто я ее понимаю. На самом деле это, по-видимому, не так… Когда я встречаю ее изредка в подъезде без свидетелей, она довольно старательно покачивает бедрами. В этом нет ничего удивительного. Желание нравиться – в природе женщин… У Михалыча есть еще два взрослых сына. Кажется, они уже давно живут самостоятельно и имеют свои семьи. Женька очень хорош собой. Сейчас ему, наверно, двенадцать. Недавно я встретил его у подъезда. Он подошел ко мне, поздоровался и спросил:
– Вы иностранец?
– Разумеется! Швед, – пошутил я в ответ. – Как ты определил?
– Но перчаткам. Такие шикарные рыжие перчатки могут быть только у иностранных граждан.
– Что ж… Ты прав, малыш! Твоя феноменальная наблюдательность делает тебе честь, – похвалил я его тогда.
Женька всегда приветлив, вежливо здоровается. Не по годам рассудителен и задумчив. Когда есть свободная минута, при встрече всегда стараюсь с ним поговорить. Его высказывания зачастую бывают неожиданны и весьма глубоки.
– Ты не представляешь, какие фокусы устраивает в этом плане природа-мать, – ухожу я от окончательного приговора и возвращаюсь к столу.
Ильич отыграл все свои висты и довольно тасует карты.
3. Элла, или скоро конец света
– Выменяла картошку на сигареты, – неожиданно говорит Элла.
В подъезде полумрак. Она держит в руках две огромные сумки, с трудом сохраняя горделивую осанку. Предлагаю помощь, она охотно доверяет мне свой груз. Мы тащимся вверх по лестнице. Лифт уже давно отключен из-за отсутствия энергии.
Элла возится с ключами. Открывает первую, обычную, обитую темным дерматином дверь. За ней – вторая. Стальная, внушительная, покрытая молотковой эмалью.
– Вот это да! – выражаю я свое восхищение. – Настоящий сейф!
Элла, улыбаясь, кивает головой и приглашает зайти в квартиру.
Я никогда не бывал у Михалыча дома. Обставлено все со вкусом и на широкую ногу. Старинная мебель сочетается с модерном. На стенах много картин. Поражают роскошные рамы.
– Все его? – интересуюсь я.
– Его! Его! – подтверждает Элла. Благодарит за помощь и предлагает не стесняться, проходить и смотреть творения великого мастера. Последнее произносит с недобрым сарказмом.
Я вообще-то шел на толкучку. Но любопытство берет верх. Каков же мой карточный противник вне игры? Останавливает внимание большое полотно. Три