— Не помню точно. Кажется до сорок восьмого, а может быть, и до восемьдесят четвертого.

— Никогда не представлял себе, что бывают такие высокие дома, — сказал Клаус.

— Сколько бы их ни было, сорок восемь или восемьдесят четыре, у меня не хватит времени проводить вас, дети, до самого верха, — сказал мистер По. — Я пропущу вертолет. Вам придется добираться самостоятельно. Кланяйтесь от меня мистеру и миссис Скволор.

— Неужели нам идти одним? — спросила Вайолет.

— Радуйтесь, что у вас с собой нет вещей, — ответил мистер По. — Миссис Скволор сказала, что нет смысла брать с собой старую одежду. Теперь я понимаю, она хотела избавить вас от необходимости тащить вверх по лестнице чемоданы.

— Так, значит, вы не пойдете с нами? — спросил Клаус.

— У меня просто не хватит времени проводить вас. В этом все дело.

Бодлеры переглянулись. Они знали, как, не сомневаюсь, знаете и вы, что темноты, в общем-то, бояться не надо. Но даже если вы не особенно чего-то боитесь, вам все равно не хочется лишний раз сталкиваться с неприятной для вас ситуацией. Сироты слегка нервничали при мысли о том, что им придется одним взбираться по лестнице в пентхаус, а рядом не будет никого из взрослых.

— Если вы боитесь темноты, — сказал мистер По, — я, наверное, мог бы отложить поиски Квегмайров и проводить вас к вашим новым опекунам.

— Нет, нет, — поспешил заверить мистера По Клаус. — Мы не боимся темноты. Для нас самое важное — спасти Квегмайров.

— Обог, — неуверенно произнесла Солнышко.

— Проползи сколько сможешь, а потом мы с Клаусом будем нести тебя по очереди, — ответила ей Вайолет. — До свидания, мистер По.

— До свидания, дети. Если у вас возникнут какие-нибудь проблемы, помните, вы всегда можете связаться со мной или с любым из моих помощников в Управлении Денежных Штрафов, и уж во всяком случае после моего возвращения из путешествия на вертолете.

— Что касается лестницы, одно хорошо — она уводит отсюда наверх в гору, — пошутил консьерж, провожая мистера По обратно к наружной двери.

Бодлеры, которые уже успели подняться на несколько ступенек, слышали, как внизу в темноте консьерж хихикает над своей шуткой. Выражение «уводит наверх в гору» не имеет ничего общего с подъемом по лестнице. Оно лишь означает, что дела у вас пойдут лучше в будущем. Дети поняли шутку, но даже не рассмеялись — настолько тревожно было у них на душе. Тревожил их Граф Олаф, который мог появиться с минуты на минуту. Тревожили тройняшки Квегмайры, которых они могли больше никогда не увидеть. А в данный момент, когда они начали взбираться по лестнице, их тревожила встреча с новыми опекунами. Они пытались представить себе, какие же люди живут на такой темной улице и в таком темном доме, да и к тому же еще на самом верхнем этаже, куда добраться можно, лишь одолев не то сорок восемь, не то восемьдесят четыре марша темной лестницы. Им было трудно поверить, что в будущем что-то переменится к лучшему, когда они поселятся в этом мрачном и плохо освещенном месте. И хотя они только начали в темноте карабкаться по лестнице и впереди их ждал еще долгий подъем, они были полны тревоги, которая мешала им верить, что высоко наверху им наконец улыбнется удача.

Для того чтобы яснее представить себе, что чувствовали бодлеровские сироты, когда начали изнурительный подъем вверх по лестнице к пентхаусу мистера и миссис Скволор, полезно было бы на время чтения этой главы зажмурить глаза. Свет от стоящих на полу вдоль лестницы свечей был очень тусклым, и казалось, будто дети идут в темноте с зажмуренными глазами. За каждым поворотом лестницы была дверь, ведущая в квартиру, и тут же рядом на всех этажах еще две двери раздвижных лифтов. Из-за этих дверей, естественно, не доносилось ни звука, потому что лифт был отключен, тогда как в квартирах слышались голоса живущих там людей. Когда сироты добрались до седьмого этажа, они услыхали, как за дверью заливисто хохочут двое мужчин, будто их рассмешили какой-то удачной шуткой. На двенадцатом этаже они слышали плеск воды и решили, что там кто-то принимает ванну, а на девятнадцатом странный женский голос с незнакомым акцентом произнес: «Да пусть они едят пирожные».

— Любопытно, что услышат люди, если пройдут мимо квартиры в пентхаусе, когда там будем жить мы, — неожиданно сказала Вайолет.

— Может быть, у мистера и миссис Скволор найдутся интересные книги, и тогда, надеюсь, они услышат, как я перелистываю книжные страницы, — ответил Клаус.

— Или же услышат стук, когда я буду работать гаечным ключом, — подхватила Вайолет. — Думаю, у Скволоров есть набор инструментов и они разрешат мне пользоваться ими для моих изобретений.

— Крайф! — крикнула Солнышко. Она осторожно проползала мимо стоящей на полу свечи.

Вайолет посмотрела на нее и улыбнулась:

— Уж об этом-то, Солнышко, можешь не беспокоиться. Ты ведь всегда находишь не одно, так другое, что можно покусать. Скажи, когда взять тебя на руки, не стесняйся.

— Меня бы кто взял на руки, — вздохнул Клаус. Он судорожно цеплялся за перила, чтобы не упасть. — Я начинаю уставать.

— И я, — призналась Вайолет. — После пробежек, какие нам устраивал Граф Олаф, когда изображал учителя гимнастики, казалось, мы без труда сумеем одолеть любую лестницу. Но на деле выходит все не так. Кстати, какой это этаж?

— Не знаю. На дверях нет номеров, и я сбился со счета. — Пентхаус мы в любом случае не пропустим. Он на самом верху. Просто надо идти, пока ступеньки не кончатся.

— Хорошо, если бы ты изобрела какой-нибудь механизм, который поднял бы нас наверх, — сказал Клаус.

Вайолет улыбнулась, хотя улыбку ее в темноте никто не увидел.

— Такой механизм изобретен давным-давно, — сказала она, — и называется он лифт. Но вы забыли, что лифт нынче не в моде?

— Зато усталые ноги в моде, — съязвил Клаус и тоже улыбнулся.

— А ты помнишь, Клаус, как наши родители принимали участие в Шестнадцатом Ежегодном Кроссе? Домой они вернулись без ног. Папа готовил обед сидя на полу — он не в силах был стоять.

— Конечно помню. У нас тогда на обед был только салат, потому что папа с мамой не могли стоять у плиты.

— Идеальное блюдо для тети Жозефины! — воскликнула Вайолет, вспомнив одну из прежних бодлеровских опекунов. — Тетя Жозефина не желала пользоваться плитой, боялась, что плита взорвется.

— Помрис, — грустно пробормотала Солнышко. В переводе с ее языка это означало: «Плита была наименьшей из проблем тети Жозефины», что, увы, оказалось чистой правдой.

Кто-то чихнул за дверью квартиры.

— Я все пытаюсь представить себе, какие они, эти Скволоры, — продолжала вслух думать Вайолет.

— Акрофил, — тут же откликнулась Солнышко, что значит: «Какими бы они не оказались, ясно одно — высоты они не боятся!»