запах скорого обновления угодий защекотал нос, мгновенно выведя тело из анабиоза, в который нужно было впадать каждый раз, когда заканчивалась еда. После многих повторений стало ясно, что сразу убегать нет смысла. Пока запах не станет отвратительно концентрированным, а глаза видят сквозь туман, еще можно спокойно находиться здесь. И, прикрыв глаза, можно снова увидеть те прекрасные сны о еде, которая повсюду, но почему-то никто её не ест.

Тот, что снился сейчас, не самый любимый, но почему-то в анабиозе его приходилось видеть чаще остальных. Издав недовольное урчание и пошевелив конечностями, пришлось перетерпеть мгновенно обострившее чувство голода. Несмотря на то, что периоды голода были неприятными, жизнь в этом месте нравилась, нет старшего, нет других претендентов на угодья, и постоянно появляется самая вкусная еда. За много раз удалось понять, что сразу есть всю еду не нужно, иначе придется надолго впадать в спячку, и будет так, как в первый раз, когда от голода тело так обессилело, что едва получилось уйти в черноту.

Вскоре запах усилился. Все же пришлось вставать, покинув остатки строения, в коем каждый раз было комфортно залегать на период голода, и, разминая мышцы, идти к черноте. Пережидать на ней туман было неприятно, но понимание того, что вскоре дикое, всеобъемлющее чувство голода можно будет утолить, всегда помогало этому. Плотный, почти непроглядный туман бил в нос неприятным запахом, а инстинкты кричали о том, что нужно бежать без оглядки, но сейчас опыт позволял себя контролировать, не то, что в первые несколько раз.

Вскоре под конечностями захрустела чернота, а на тело навалилась тяжесть. Развернувшись и сев на задние лапы, пришлось, как все предыдущие разы, ждать, ждать, когда туман начнёт растекаться, а из него послышится такой вкусный, такой манящий звук еды. От нечего делать приходилось смотреть на бескрайную стену вонючего тумана, уходившую вверх. Вспомнился первый раз, когда довелось выйти на хрустящую черную поверхность, тогда была стая, был высший, страх перед ним, и его желания выполнялись незамедлительно.

Тогда, давно, в поисках еды высший вел их к очередной кормовой территории, но они неожиданно наткнулись на конкурирующую стаю. Высший не пожелал уступать и в итоге они одержали верх, потеряв почти всех своих низших. Но главное — это своя жизнь и жизнь высшего, так что для стаи потеря нескольких низших не проблема, главное, что вся высшая свита уцелела, а враг был растерзан. Вдруг тело содрогнулось, так что покров затрещал, скрежеща плитками костяной защиты, когда вспомнилась роковая встреча с опасной едой.

Опасная еда попадалась не раз, её было много в пустых местах, там, где другой, обычной еды было мало. Охота на неё была чаще удовольствием от игры, но высший её опасался. Иногда, когда такой еды было много, стая её игнорировала или отправляла в разведку несколько быстрых низших и, если имелась опасность, еду игнорировали. Часто такое поведение высшего в стае вызывало недовольство, но, вспоминая последнюю встречу с опасной едой, было понятно, почему старший поступал именно так.

Опасная еда всегда пряталась, а иногда даже делала больно. В тот раз она появилась неожиданно, да так, что никто не учуял её до последнего момента, и стая перестала существовать. Высший непонятным образом осознал опасность, но было поздно, и даже отправленные низшие не смогли отвлечь на себя внимание. Бег вслед за высшим прервался промелькнувшей мимо чертой, в нос ударил резкий запах, а сам высший превратился в яркий шар. С таким уже приходилось сталкиваться и снова ощущать боль не хотелось, так что, одним прыжком уйдя в сторону, пришлось изменить траекторию движения. Еще один серый росчерк, с шумом ударив по слуху, ушел в сторону, а спина вдруг взорвалась множеством мелких укусов, которые делала опасная еда.

Едва заскочив за большую коробку, в которой обычно появляется еда, пришлось замедлить бег, задняя конечность плохо работала, да и всё тело горело от укусов. Единственное направление, куда можно было уходить, было впереди, там, где одна чернота и все хрупкое. Высший иногда заставлял проходить через такие места, отчего слабые там же и оставались, так что те ощущения еще помнились. Приближавшийся звук сообщил о том, что опасная еда преследует его, а когда ощущение присутствия высшего оборвалось, стало ясно — стаи больше нет. Поднявшись и взяв максимальный разгон, несмотря на мешавшую и доставлявшую боль конечность, пришлось бежать в черноту.

Под лапами с хрустом ломались и разлетались странного очертания объекты, спину вновь начали обжигать укусы, а на тело навалилась тяжесть, как будто высший прижал к земле лапой за провинность. Встряхнув головой от укуса, который пришелся возле правого глаза, споткнувшись, кубарем, вздымая черную пыль, тело скатилось во впадину. Ноздри и глаза забило, но, проморгавшись и выдув из ноздрей пыль, превозмогая навалившуюся усталость, пришлось идти вдоль распадка.

Иногда силы покидали тело, глаза показывали всегда либо небо, либо черноту. Черноту, на которой ничего различить не удавалось, а уши доносили лишь хруст под лапами. Укусы больше не ощущались, лишь боль от полученных ранее, и лапа при каждом соприкосновении с землёй отзывалась болью. Еды здесь нет, спрятаться негде, а для того, чтобы вновь обрести силу, нужны время и еда. Лишь эти мысли продолжали толкать вперед до тех пор, пока сквозь поволоку в глазах не удалось увидеть то, что имело другой цвет.

Едва передвигая неимоверно потяжелевшее тело, норовившее зацепиться за хрупкую черноту брюшной бронёй, превозмогая непреодолимое желание остановиться и уснуть, сменив направление, опять пришлось двигаться. Зелень приближалась, и вскоре ноздри уловили тот заветный запах, который сопровождал вкусную еду. «Самую вкусную еду», — пронеслась мысль, и едва шевелившиеся конечности заработали с удвоенной скоростью.

Вскоре усердие было вознаграждено обильным запахом еды, раздиравшим нюх со всех сторон, неработающее зрение показывало мельтешение, а уши наконец-то, кроме хруста, доносили звук еды. Еда была быстрая, но довольно глупая, и, сделав несколько попыток, удалось поймать добычу, в которую зубы вошли с огромной радостью. Через несколько периодов темноты зрение вернулось полностью, полноценный слух и обоняние появились еще раньше, значительно облегчив охоту.

В тот раз, как и в несколько других, еда быстро кончалась, приходилось долго находиться в состоянии сна, отчего потом было очень трудно охотиться. За много-много появлений еды пришлось научиться бороться со своим, почти непреодолимым желанием убить и съесть всё сразу, и теперь пережидать голод стало легче.

Вспышка света на мгновенье ослепила, и стена вонючего тумана начала распадаться, а уши расслышали те самые звуки, что создавала будущая добыча.

***

— Ну и где твоя матерая одиночка? —