Но этого, слава богу, не случилось.

Все средства обратной связи, которые существуют вокруг Ирины Богушевской, будь то электронная почта, рубрика «записочки» на ее сайте, где публикуются письма трудящихся, или комментарии в интернет-дневнике Иры — одним словом, все связанные с ней виртуальные территории тонут в объяснениях в любви. Цитировать их будет как-то нехорошо, не мне же писали, но можете поверить на слово. Бездонные голубые глаза, ангельская внешность, нежный тонкий стан и, конечно, трогающий до глубин голос и еще много внешних деталей задевают за живое господ-поклонников и всему этому они клянутся в преданности и любви. Часто на интервью Ире задают вопрос: вот вы стали, Ира, большим артистом, знаменитой певицей, и у Вас, наверное, куча поклонников, на что она исправно отвечает, что куча поклонников была всегда. Одним словом, Ирина каким-то гипнотическим образом действует на мужчин. Маленький пример. Мы снимали наш документальный фильм и бегали со съемочной группой и Ирой по морозу. В общем, долго-долго были вместе и говорили о жизни. Оператор за все это время не сказал буквально ни слова, и, как это обычно бывает у операторов, с лица его не сходило недовольное выражение. В конце концов мы отпустили Ирину и вернулись в машину. Первое, что сказал оператор с заднего сидения после целого дня молчания, было: «Все-таки Ира очень красивая…»

Настоящая Евина дочка с неуловимой улыбкой и убийственными чарами, что-то такое мне Ира сама про себя говорила, кажется.

Одним словом Ленка Петрова застала парочку в беседке, никак себя не выдала, а по-тихому, на цыпочках понеслась к воспитательнице, мол, какие страсти делаются, пойдемте же, я вам покажу.

Эта неприятная история стерлась из Ириной памяти, как это и бывает с детскими горестями. И вот буквально лет 8 назад она ее вспомнила, когда очередной прекрасный брюнет разбил ей сердце. Это бывает так: смысл твоей жизни изнутри тебя перемещается вовне, в другого человека, и, когда ты этого человека теряешь, расставаясь, ругаясь или просто понимая, что вы не можете вместе жить, ты теряешь одновременно с этим человеком и смысл жизни. Это очень просто.

«Сейчас, сейчас, подожди», — Ира пошла куда-то и принесла коробки с фотографиями. Оттуда на меня смотрели, улыбаясь, обнимая неизвестных уже никому людей, проплывая мимо на лодках, в рубашках и без, бесчисленные брюнеты с бровями.

Вот лично мне нравилось думать о себе, что я человек несентиментальный. И если у меня и были какие-то «безуханные» засохшие цветы между пожелтевшими страницами, то все это усилием воли давным-давно отправлено в утиль. Но есть люди, которые раритеты хранят. Хотя Ира и утверждает, что недавно выкинула три килограмма писем, начиная со школы, сентиментальный архив живет у нее дома на тайных полках. И вот недавно она как раз разбирала пыльные коробки со всякими тетрадками и обнаружила свой девичий дневник. Оттуда пахнуло замогильным холодом и смурью, какую только может напустить в своем дневнике книжный романтический человек из старших классов школы. Целые куски самых темных стихов Блока, заботливо выписано все самое душераздирающее из Саши Черного и предельно мрачное из Ахматовой и Гумилева. Вот так, казалось нашей героине, только так надо жить, а остальное — мещанство.

А первая любовь, конечно же, тут же нечаянно нагрянула и была, конечно же, несчастной. И начались ночные бдения. Можно было играть всю ночь на флейте в тоске и еще можно было ходить на крышу и там, свесив ноги, сидеть на 16 этаже и размышлять. Вернее, мыслить. И вот тогда посыпались стихи. Они были о том, что теперь только молитвы, пост, вериги, раз уж не дано земного счастья, то надо же себя усмирять. «А сколько же тебе было лет?» — спрашиваю. Ира: «Четырнадцать».

Ну и, так сказать, следующей остановкой логично оказался философский факультет Московского университета.

Ира, кстати, начинала писать собственные мемуары (надеюсь, это не тайна), которые мои агенты нашли и мне передали. Так вот, там есть замечательное описание нашей героини в этот период. Пунктуация автора сохранена.