У нее изящный овал лица с высокими скулами и большими карими глазами, слегка вздернутый нос, проколотый сбоку блестящей серьгой-гвоздиком, и рот, от которого я не могу отвести глаз. Ее нижняя губа меньше верхней, отчего кажется, что девушка слегка дуется, и это возбуждающее зрелище. Весь этот образ обрамлен копной вьющихся локонов.

Господь Всемогущий. Красивая. Какое глупое слово по отношению к ней, какая бледная тень правды. Торты и декоративные подушки могут быть красивыми, а эта женщина нечто совсем другое. Я моргаю и на мгновение отвожу глаза, потому что от одного взгляда на нее мое горло сжимается, а в груди зарождается какое-то странное ощущение. Глядя на нее, испытываю такое чувство, будто касаюсь рукой какого-то занавеса, за которым скрыта некая могущественная тайна. Такое же чувство я испытывал ранее, когда смотрел на витражи нашей церкви.

Так я раньше относился к Богу.

Мысли о церкви и Боге вызывают привычный всплеск холодного раздражения, что заставляет меня взять себя в руки. Уверен, эта женщина считает меня ненормальным за то, что, подойдя к ней, я не могу даже удержать ее взгляд. «Соберись, Шон, – мысленно инструктирую себя. – Это твой момент триумфа».

– Прекрасный вечер, – произношу я.

Девушка чуть сильнее поворачивает голову в мою сторону. При этом движении кончики ее кудряшек нежно касаются обнаженных плеч, и меня внезапно охватывает желание поцеловать ее обнаженную кожу, откинуть волосы в сторону и пробежаться губами вдоль ключицы, заставив застонать.

– Действительно, – наконец, отвечает она, и, бог ты мой, ее голос мягкий и низкий, с едва уловимой хрипотцой.

Вечеринка почти позабыта.

– Доктор или спонсор? – задаю вопрос, пытаясь незаметно выведать то, что меня на самом деле интересует: одна ли она пришла сюда.

Глаза девушки снова расширяются, и я понимаю, что удивил ее своими словами, хотя, бог знает почему, вроде бы ничего необычного я не спросил. А затем ее взгляд на мгновение становится стеклянным, прежде чем она берет себя в руки.

– Ни то ни другое, – отвечает незнакомка, и я уверен, что мне не послышалась настороженность в ее голосе.

Черт побери. Я не хочу спугнуть ее, но, с другой стороны, не уверен, что то, что я хочу сделать, намного лучше. Она так молода, слишком молода, чтобы пригласить ее ко мне домой, слишком молода, чтобы затащить ее в укромный уголок на балконе и опуститься на колени, чтобы познать, какова она на вкус…

Господи, мне следует уйти. Довольствоваться своим обычным набором блюд из светских львиц и стриптизерш. Но, даже выпрямившись, чтобы уйти, я не могу заставить себя сделать хоть один шаг от нее.

Эти глаза медного оттенка. Этот соблазнительный рот. Ведь ничего страшного не произойдет, если мы просто поговорим?

Пока я занят этими мыслями, она расправляет плечи и вздергивает подбородок, словно приняла какое-то решение.

– А ты кто? – спрашивает она. – Доктор или спонсор?

– Спонсор, – с улыбкой отвечаю ей. – Вернее, моя фирма является спонсором.

Она кивает, как будто уже знала ответ. Полагаю, так оно и было. У большинства докторов в шкафу имеется приличный смокинг, но давайте смотреть правде в глаза, мало кто из них отличается хорошим стилем. А я сегодня вечером выгляжу очень даже стильно. Поднимаю руку, чтобы поправить галстук-бабочку, на самом деле желая, чтобы она увидела отблеск моих часов и запонок.

К моему удивлению девушка начинает хихикать.

Я замираю на месте, снова испугавшись, что у меня лицо испачкано.

– В чем дело?

– Ты… – Она давится смехом и ей трудно выговорить хоть слово. – Ты… выделываешься?

– Я не выделываюсь, – отвечаю ей с нотками негодования. – Я – Шон Белл, а Шон Белл не выделывается.

Теперь уже она прикрывает рот ладошкой с длинными тонкими пальцами, ногти на которых покрыты переливающимся золотым лаком.

– Ты определенно выпендриваешься, – упрекает меня незнакомка сквозь пальцы. У нее такая широкая улыбка, что я вижу ее через ладонь и, боже мой, хочу провести языком вниз по ее животу и взглянуть на нее снизу вверх, чтобы увидеть эту улыбку, пока целую ее между ног.

– Знаешь, обычно женщины надо мной не смеются, – произношу я многострадальным голосом, хотя сам тоже улыбаюсь. – Обычно мой выпендреж производит на них большое впечатление.

– Я очень впечатлена, – говорит она с деланной серьезностью, пытаясь придать своему лицу выражение поддельного восхищения, но безуспешно, и снова звонко смеется. – Ужасно впечатлена.

– Настолько, что позволишь принести тебе выпить? – спрашиваю я. Этот вопрос – выработанная годами привычка. И только задав его, понимаю, что вообще не знаю, разрешен ли ей алкоголь. – Э… Тебе можно пить?

Ее улыбка слегка меркнет, и, опустив руку на талию, она рассеянно проводит ладонью по шелку.

– На прошлой неделе мне исполнился двадцать один год.

– Значит, тебе можно пить алкоголь, – говорю я. – Но я намного старше тебя, чтобы угощать тебя выпивкой, и в этом настоящая проблема.

Она выгибает бровь, а в голосе появляются дразнящие нотки.

– Ну да, ты действительно старый.

– Эй!

И снова эта улыбка. Господи! Я мог бы всю оставшуюся жизнь любоваться, как эти восхитительные надутые губки растягиваются в широкую улыбку и обратно.

– Что угодно, только не вино, – все еще улыбаясь, просит она. – Пожалуйста.

– Хорошо, – отвечаю я с довольной ухмылкой, как будто подросток, которого только что впервые пригласили потанцевать на вечеринке в средней школе. Да что со мной не так? Одна красотка двадцати одного года и мой вечер триумфа превратился в приключение пылкого желторотого юнца. А я уж точно не такой.

Но тем не менее мое сердце бешено колотится, а член упирается в ширинку брюк, пока я направляюсь за выпивкой для этой женщины. Даже несмотря на ее слишком юный возраст. Даже несмотря на то, что я ее совершенно не знаю. Даже несмотря на то, что она смеялась надо мной.

На самом деле мне даже нравится то, что она посмеялась надо мной. Обычно меня воспринимают слишком серьезно, как в постели, так и за ее пределами, и я удивлен, насколько приятно добиваться восхищения этой девушки.

«То, что надо», – решаю я. Именно этого я и хочу: самую малость завоевать ее. Возможно, отвезти ее домой будет неправильно, но, если у меня получится к концу вечера заставить ее испытать сожаление о том, что мы не поехали ко мне, этого будет достаточно. Достаточно, чтобы утолить жажду.

Я заказываю ей джин с тоником и прошу бармена уменьшить количество алкоголя, а себе беру еще одну порцию виски. Затем возвращаюсь на террасу и испытываю облегчение, что она все еще там, задумчиво вглядывается в горизонт, обхватив себя