Не появился он и в ресторане «Император» в центре Москвы, где должно было состояться путем совместного распития спиртных напитков укрепление делового сотрудничества с новыми клиентами, с которыми у них было на будущее планов громадье. Эта пьянка могла стать залогом больших финансовых побед, что у Мопса в списке добрых деяний стояло гораздо выше строительства храмов, приютов и борьбы с лихорадкой Эбола. И чтобы он манкировал таким мероприятием – такого не случалось. И это уже был тревожный звоночек.

На следующий день, когда Мопс так и не возник на горизонте, неразлучная парочка его компаньонов, известных как Болек и Лелик (по аналогии с героями известного польского мультфильма), отправилась на квартиру на Остоженке.

Жена пропавшего, ослепительная Маргарита Гольдина встретила гостей нервно и недружелюбно. С долей презрения осмотрев двух кругленьких колобков, она объявила, что кобель загулял. Аргумент был весомый, поскольку гулять пропавший любил, в среднем раз в год у него срывало башню, и он прочно зависал с очередной дамой сердца.

Все мобильные телефоны Мопса были отключены. Сам он никому не звонил. Так что еще через три дня жена была вынуждена отнести заявление об исчезновении в местный отдел полиции.

Опергруппа, как положено по приказу № 213 МВД России, определяющем порядок розыска без вести пропавших и скрывшихся от следствия и суда, выехала по адресу проживания, провела осмотр места происшествия.

Ни Мопса, ни фрагментов его тела, ни капель крови дотошные следователь и эксперт не обнаружили.

Были направлены запросы в больницы, морги, бюро несчастных случаев, но они ничего не дали.

Жена пропавшего в служебных полицейских кабинетах тщетно изображала из себя несчастную страдалицу, печалящуюся об исчезновении родного человека, – актриса она была средненькая, хоть и старательная.

Через некоторое время, когда стало понятно, что сам Мопс не объявится, следственный отдел Следственного комитета России по району Хамовники возбудил уголовное дело по статье 105 Уголовного кодекса Российской Федерации – умышленное убийство.

На следующий день в офис «Альгамбры» заявилась еще не растерявшая фотомодельного лоска госпожа Гольдина. Высокая, стройная, с густой гривой ухоженных черных волос – за ней тянулся такой шлейф сексуальных флюидов, что у существ мужского пола невольно перехватывало дыхание и глаза становились туповато покорными.

Бросив изящно на руки охраннику у дверей полушубок из серебристой норки, она устремилась в директорский кабинет, где Болек и Лелик лихорадочно копались в документации, облизываясь на двухметровый сейф в углу, от которого у них не было ключа.

– О, Маргариточка, – всплеснул пухленькими руками Лелик. – Здравствуй.

– Привет, мальчики… – Она пренебрежительно посмотрела на сидящую в углу пожилую грымзу-секретаршу – с некоторого времени молодых секретарш Мопс не жаловал – и добавила: –…и девочки.

– Тебе чего здесь? – недружелюбно осведомился Болек, вызывающе положив руки на огромный пивной живот. – В спа-салоне выходной? Или бутики закрылись на переучет?

– Чего копаетесь? Документики для Танюши ищете? – В ее голосе было столько яда, что его можно было бы собирать на медицинские цели.

– Маргариточка, ну что ты, право, – затараторил Лелик. – При чем здесь Танюша?

– При том, что эта чучундра при всем, – скривилась Маргарита – она всегда кривилась, как от зубной боли, при всяком упоминании имени первой жены своего благоверного.

– Мы просто пытаемся держать дела в порядке, пока не появится Левочка.

– Леня, ты же знаешь, что он не появится.

– Ну что за пессимизм, Маргариточка?

– А вот сердце чует, – хлопнула она себя по объемной модельной груди.

– Чует она, – саркастически хмыкнул Болек. – А может, наверняка знаешь? А может, ты его и…

– Так вот, мальчики, – перебила его Маргарита, голос стал ледяным. – Согласно уставу, я беру руководство фирмой на себя.

– Да ты… – подался к ней Болек. – Ты хоть дебет от дебила отличишь, руководительница?

– Тебя, малыш, я всегда отличу от дебета, – не осталась в долгу Гольдина и крикнула: – Владимир, прошу вас.

Тяжелой походкой командора в кабинет зашел элитный бугай под два метра ростом с выражением сытой невозмутимости и врожденной наглости на лице. Эдакий мачо с зачесанными назад длинными волосами, в приталенном черном пальто, белом шарфе и ботинках за тысячу долларов. Брезгливо поджав губу, он обвел глазами кабинет, небрежно мазнул взором по присутствующим, как по предметам мебели, которым давно пора на свалку.

– Владимир будет моим представителем и временно исполняет обязанности управляющего, – сообщила Маргарита.

– Вот этот… – Болек аж задохнулся от возмущения.

Пришедший прищурился, подошел к воинственному, но обделенному физическими кондициями бизнесмену, глянул на него презрительно сверху вниз и негромко произнес:

– Закройся, недомерок…

Миша Стройбат пребывал в состоянии глухой озлобленности, что для него было скорее нормой, чем исключением. С детства плескавшаяся в сознании мутная злоба была неотъемлемой частью его натуры, другим он себя не помнил. Только к ней сейчас прибавились еще раздражение и тревога. И тревожиться было с чего. В последнее время все шло через пень-колоду.

Посредник назначил встречу на квартире, где они встречались уже почти год. Тесный однокомнатный клоповник располагался на окраине города за кольцевой дорогой в готовящейся под снос ветхой пятиэтажке. На лестничной площадке имелась еще одна не выселенная квартира, но в данный момент она пустовала – неделю назад соседей свезли в дурдом на почве запущенной белой горячки.

Из мебели в комнате имелись стол, три стула, растрескавшийся буфет времен первых пятилеток и такой же древний платяной шкаф.

На этой конспиративной квартире, как ее пафосно именовал посредник, они встречались только вдвоем – обсудить новый заказ, передать аванс или окончательную оплату.

Стройбат докурил сигарету, бросил прямо на покрытый линолеумом пол и со смаком раздавил ее каблуком. Вот так бы давил всех и давил. Даже забесплатно. И начал бы со слизняка, который назначает встречи у черта на куличках и не имеет привычки приходить вовремя.

Он поднялся, прошелся по комнате, остановился напротив буфета со старым зеркалом. Из его мутной стеклянной зеленоватой глубины смотрел широкоплечий до квадратности, широколицый, почти лысый мужчина средних лет с красным обветренным лицом, покатым лбом и выступающей челюстью в стиле «питекантроп вульгарис». Руки длинные, загребущие, с непропорционально широкими ладонями молотобойца. Благодаря этим рукам жизнь у Стройбата состоялась, и он имел то, о чем когда-то не смел даже мечтать, – дорогую машину, баксы пачками, а не отдельными жалкими бумажками, модельного вида девок, готовых на все. Потому что эти руки с одинаковой ловкостью могли придушить клиента или точно навести ствол снайперской винтовки. Он заслуженный киллер, гроза денежных мешков, бандитов или просто тех, кому не повезло попасть в список стола заказов. Киллер – это круто. Это доходно… Иногда это опасно. Но опасно для лохов, а к ним Стройбат никогда себя не причислял. Лохи, работающие по этой редкой специальности, быстро упокаиваются в земле. А он жив и здоров. И на тот свет не собирается. Скорее он весь этот земной шар похоронит.