не будет мне другом. На все и на всех. Я себя создал. Сам. Из грязи выпер за волосы, локтями работал, пер напролом. Черт, черт, черт… Хотел этой дуре нос утереть, чтоб локти грызла. А теперь ей по барабану, кем я стал. А мне… Даже тут меня объегорила, гребаная дрянь.

Раритетный «мустанг» отозвался на нажатие кнопки на брелоке сигнализации, приветливо моргнув фарами. Эту тачку я купил для удовольствия, отвалив за нее астрономические какие – то бабки, но сегодня даже породистая коняшка не доставила мне радости.

– Эй, ты чего тут трешься? – прикрикнул я на бедно одетого мальчишку, который отсвечивая розовыми оттопыренными ушами, восторженно рассматривал мою любимую игрушку.

– Классная тачка, – с придыханием выговорил пацан, – четыреста восемьдесят пять коняшек, разгон до трехсот двадцати пяти за шесть секунд. Огонь.

– Вали давай отсюда, знаток, – хмыкнул я, с интересом посмотрев на это ушасто – конопатое недоразумение. Надо же, а парень шарит. – Тебе все равно не светит такая машина никогда в жизни, так что слюни подбери и шуруй к мамке своей-алкашке.

– Тебе жалко что ли? Я ж смотрел просто. И мама моя… – в глазах нахаленка зажглись нехорошие искорки.

– Мне абсолютно пофиг на мать твою, – ощерился я на мелкого нищего сопляка, даже не понимая, почему он меня так бесит, может потому что слабый? Обошел своего коня и обвалился на водительское сиденье, вставил ключ в замок зажигания… Омерзительный скрежет ворвался в мой разгоряченный мозг, словно раскаленная игла. Я вывалился из теплого салона, успел увидеть спину мелкого засранца, удаляющуюся с такой скоростью, что ему бы позавидовал страус-бегун из мультика и едва не взвыл как койот, от которого собственна и бегала мерзкая птица. Лак на крыле был содран до металла, валяющимся на асфальте огромным гвоздем. Сука. День начавшийся говенно, только так и мог закончиться.

Глава 2

Даная

Я задрала голову, восхищенно рассматривая высотку, построенную еще при Сталине. Величественное здание, квартиры в котором стоят столько, что доступны только полубогам, ну или продавшим душу дьяволу богатеям. Лешка моего восторга не разделял, сопел рядом, как ежик, нервно переступая с ноги на ногу.

– Шедевр советского ампира, – восторг в моем голосе явно не понравился постреленку. Он издал звук, похожий на пыхтение и зашагал к тяжелым дверям, ручки на которых выглядели словно киношные декорации: мраморные, резные, украшенные кованными медными бомбошками. Нас не пустят туда, вход земным людишкам запрещен. Того и гляди табличка засветится какая-нибудь волшебная, типа «Валите смертные, вам тут не рады». – Слушай, мама не ошиблась твоя адресом? Здесь живут ооооочень богатые люди, а у тебя штаны протертые до дыр. У детей божеств наверняка таких не бывает, прости.

– Ой, да ладно. Папуля мой, поди, под лестницей в каморке кантуется. Ну, лифтер там. Или завхоз, а то и дворник может, – хмыкнул Лешка, уверенно шагая по каменной лестнице. Ты номер апартамента то видела? Семьдесят пять и половина. Гарри Поттер, блин, пожитый, с платформы девять и три четверти. Нечему завидовать. Кстати, спасибо, что про штаны напомнила. А то я то представлял, что на мне брючата от кутюр, думал что модник – сковородник.

– Прости, – смутилась я, семеня за мальчиком. – Но нас даже не пустят на порог. Хотя, странно, охраны не видно, только домофон. По идее тут должен быть пост, как у мавзолея.

– Нас? – пацан резко замер на месте и уставился на меня прищуренными глазенками. – Слушай, ты мне помогла, конечно, спасибо и все такое, но я думал вообще-то, что ты сразу уедешь, а я сбегу. Тут все же камерами напичкано. Ну проберемся мы в это царство зажравшихся, так нас скрутят через минуту. Права ты, рылами мы не вышли. Уходим, короче, как там тебя… Дурная?

– Почему? – спросила я, пропустив обзывательство чертенка мимо ушей. Нервничает пацан, это нормально. Я даже мандражирую слегка. Хотя не имею к происходящему никакого отношения. Но Лехино состояние передалось и мне, аж потряхивает. – И зовут меня Даная, такна всякий случай напоминаю.

– Потому что потому, заканчивается на «У», – фыркнул постреленок, но в его взгляде появилось такое затравленное выражение, что у меня кольнуло в груди. – Что я ему скажу, этому козлу? Здравствуй, папуля, я твой сын, который тебе не был никогда нужен? Или может, привет, батя, давай обнимемся? В глаза его мне смотреть, ну такое… Короче, прав был дед, – хлюпнул носом Леха Сопотов.

– Слушай, но если не попробуешь, ведь не узнаешь. А вдруг ему одиноко. вдруг он только и мечтал о таком подарке небес, просто не знал, что ты есть? Всякое ведь бывает в жизни, – выдохнула я, глядя, как распахивается тяжелая дверь, выпуская на свет божий пожилую даму с собачкой. – Пойдем, это шанс.

Я ухватила постреленка за вспотевшую ладошку и потащила за собой. Едва успела просунуть ногу в щель, прежде чем дверь захлопнулась.

– Что ж ты за неугомонная? Сама то веришь в свои фантазии? – сквозь зубы выплюнул мальчишка.

Не знаю, во что я вверила в тот момент. Просто мне хотелось, чтобы этот симпатичный мальчишка использовал все шансы на счастье. Я конечно блаженная, как говорит моя соседка Люська, и наивная, со слов моей матери, полное чеканько, по предположению моего бывшего парня и дурная по Лехиному мнению. Но я еще не разучилась верить в людей, это меня и губит всегда.

– Честно? Не знаю. Но очень хочу верить, – ответила я Лешке и запихнула его в подъезд, обрушившийся на нашу психику, не избалованную роскошью, мрамором, зеленью уральского малахита, позолотой, фресками и шикарной лепниной. Как в музее. Я аж рот открыла, рассматривая красоту, потому не сразу заметила, что Лешка улыбается не как обычно ядовито, а как нормальный ребенок его возраста – открыто и радостно. Проследила его взгляд и уперлась в преградившую наш путь фигуру бабульки, похожей на ночную гарпию, выскочившей из будки консьержки, словно из-под земли.

– Далеко собрались, болезные? – прокаркала старушенция, и мне показалось, что сейчас она достанет из-за пазухи маузер и положит нас прямо на пол, покрытый блестящей плиткой хладными трупами.

– Бабуля, мне мама сказала, что она тут. Велела прийти, – жалостно хныкнул не по возрасту умный притвора. Ему бы в кино сниматься, а не в магазинах промышлять