Анна смотрит на маленькую белую бумажку и пытается разобрать название препарата. Это получается у нее с трудом. Она протягивает рецепт фармацевту и отвечает на его вопросы. В это время что-то падает у нее из заднего кармана.

Обернувшись, она видит, что пожилой мужчина нагнулся, чтобы поднять журнал для беременных.

— Прошу вас, — говорит он, поднимаясь и протягивая журнал Анне.

— Спасибо. — Она улыбается и убирает за ухо выбившуюся прядь.

Мужчина смотрит на ее живот.

— Желаю удачи, — произносит он с понимающей улыбкой и кивком.

Вот так все в мире устроено, думает Анна, и улыбается в ответ, чувствуя себя в каком-то смысле обманщицей. Она взяла журнал для работы, чтобы лучше изучить лица и позы беременных женщин. Возможно, она использует это в своей работе. Картины, изображающие беременных женщин, стоящие на артистической шкале немногим выше красной розы, могут быть восприняты как проявление посредственности, если в них будет просматриваться пустота. Но что может выдать пустоту? Отсутствие энергии в ситуации. Картина понравится людям с природной склонностью к материнству, но бездетные могут принять их за чистый цинизм.

Анна поворачивается к фармацевту и видит, что его взгляд устремлен на журнал в ее руках.

— Я взяла в приемной у врача, — признается она, надеясь, что он не подозревает ее в воровстве журналов со стойки.

Фармацевт кивает.

— Подождите минут десять, — говорит он.

День 6-й, 1-я неделя.

Попав в матку Анны, эмбрион выделяет особый фермент, который помогает ему закрепиться в эндометрии — слизистой оболочке, устилающей полость матки. Слизистая уже начала утолщаться и покрываться сетью кровеносных сосудов — это реакция на оплодотворение яйцеклетки, случившееся шесть дней назад. Закрепившись, эмбрион продуцирует особые нити, которые проникают в эндометрий, и с их помощью начинает получать из организма Анны нужные для развития питательные вещества.

21 февраля, дом у моря.

Дорога до Баренида занимает около часа. Двигаясь на запад от Сент-Джонса, Анна смотрит на однообразный пейзаж, расстилающийся по обеим сторонам дороги. Лишь небольшие участки голой земли видны под снежным одеялом, которое простирается на мили вокруг. Заросли темных елей неровными рядами встают вдалеке от дороги. Вчера шел снег, а ветра не было, и теперь земля покрыта мягким пухом. Не холодно, и солнце такое яркое, что без темных очков придется постоянно щуриться.

Вчера вечером Анна решила, что надо сказать Кевину. Они ужинали в «Запатас», и она как бы между прочим сказала ему, что, возможно, беременна. Нет, пока ничего определенно сказать нельзя, но вероятность такая есть.

— Как так? — спросил он. — Ты же принимаешь таблетки?

Анна облизала губы и принялась водить вилкой по тарелке с салатом из курицы и авокадо, раздумывая о правильном питании. Она не решалась посмотреть ему в глаза, как будто ее поймали на чем-то постыдном. Это он внушил ей чувство вины. Единственный выход в такой ситуации — завести разговор о «таблетке следующего дня».

Он тут же стал убеждать ее принять таблетку, чтобы не было никаких неприятностей. Готовность, с которой он это произнес, неприятно поразила Анну. Она увидела в этом недоверие к себе и к ним двоим как единому целому. Они даже не стали обсуждать этот вопрос. Кевин неодобрительно покачал головой:

— А как же наша поездка в Италию?

Анна не могла взять в толк, при чем тут это. Единственное, на чем это скажется, — она не сможет дегустировать вина разных областей, как они планировали вначале.

Последовало молчание — официанты убирали со стола тарелки, и Кевин со вздохом сказал, что они еще не готовы иметь детей.

— Нам по тридцать с небольшим. Детей надо заводить ближе к тридцати пяти, поверь моему опыту.

Больше всего Анну раздражала неколебимость его позиции и его медицинский подход к определению времени обзаводиться детьми. Она внимательно посмотрела ему в лицо и задумалась, какое он имеет к этому отношение. Кто он такой, чтобы ей указывать? Похоже, его абсолютно не волнует маленькая жизнь внутри нее, которую ей вдруг так захотелось защитить. Анна отложила вилку и, не доев салат, встала и вышла на улицу. Она стояла, скрестив руки на груди, чтобы не замерзнуть, и ждала. Когда они подъехали к ее дому, она молча вышла из машины и прошла прямо в спальню, чтобы остаться наедине со своими мыслями.

В ту ночь она не стала принимать таблетку. Лежа в постели, она обдумывала реакцию Кевина, перебирала в уме все сказанное им, стараясь распознать другое значение, незамеченную нежность с его стороны, малейший намек на одобрение, но ничего этого не было. Время от времени она слегка качала головой. Если не «таблетка следующего дня», то что тогда? Эмоции переполнили ее, в носу защекотало, а потом уже брызнули слезы. Она почти сердито смахнула их прочь. Она не позволит чувствам взять над ней верх.

Вспомнив о прошлом вечере, Анна снова расстроилась. Она отвлеклась от красоты пейзажа, и мысли ее вернулись к тягостной сцене, что произошла между ней и Кевином в ресторане. Анна едва не пропускает съезд, резко крутит руль, поднимается на эстакаду и выезжает на Ширстоун-Лайн, по которой за двадцать минут можно доехать хоть до Баренида.

Дом был заперт, но сарай оказался открыт. Она приехала слишком рано. Агент по продаже недвижимости будет только через десять минут. Проваливаясь по щиколотку в снег, Анна бредет к сараю и входит под высокую крышу. Пар от дыхания в воздухе закрывает ей вид. На деревянном полу перед дверьми намело небольшой сугроб. Анна разглядывает длинный ряд стойла. Там когда-то держали коров или лошадей. При мысли о животных она улавливает запах навоза и кожи, слышит слабый шорох от движения и фырканье, с которым большая тяжелая голова поворачивается в ее сторону.

Она стоит в старом сарае, раздумывая о коробочке из аптеки в кармане пальто. Еще немного — и будет поздно принимать таблетку. И тогда останется только хирургическое вмешательство. По всему телу расползается ноющая боль, а взгляд останавливается в пустом углу сарая. Повернувшись, Анна подходит к лестнице и взбирается на чердак. Стоя на краю, она чувствует в руках напряжение от подъема и смотрит на деревянный пол, потемневший в тех местах, где стояли животные. Она старается запомнить различные оттенки цветов, то, как коричневый тон переходит в черный.

Анна непроизвольно кладет руку себе на живот. С благоговейным трепетом она оглядывается вокруг в неведении, что эмбрион выпускает тоненькие ниточки — усики, которые прорастут в слизистую оболочку матки, и через них жизненные соки потекут от ее организма к эмбриону.

От окружавшей ее красоты у Анны слезы навернулись на глаза. Какой сентиментальной она стала. Она плачет уже второй раз за несколько дней! Такого с ней уже много лет не случалось. Но наплыв эмоций принес ей уверенность в том, что надо стать хозяйкой этого дома. Больше всего на свете ей хочется жить на этой открытой всем ветрам земле, с домом и сараем посередине участка.