— Ну и что, я тоже ее видел по телику, — громко, чтобы разогнать застоявшуюся тишину, сказал Харченко. — И в театре несколько раз…

— Не думал я, что увижу ее так близко, — кивнул Шушарин на распростертое тело. — Жалко, да? Молодая…

— Ладно трепаться, поехали дальше, — оборвал его Буркин и забубнил снова: — Обнаружены: пустая упаковка пантропанола, стакан с бесцветной жидкостью, вероятно с водой, незапечатанное письмо, женский гребень, пульт от телевизора…

…Вечерело. Низкое солнце заглядывало в окно, и кружевная тень высоких тополей уже не защищала от его прямых розоватых лучей. Раскаленный красный шар цеплялся одним краем за почерневшие крыши домов, пронизывая лучами всю комнату насквозь.

— Ну что, есть «пальчики»? — негромко спросил Шушарин, присаживаясь на краешек кровати с резными спинками в причудливых деревянных завитушках.

— Есть, — пробормотал Харченко, собирая кусочки липкой ленты. — Есть и «пальчики», и следочки, и микрочастицы… Да боюсь, что все это только убитой и ее матери…

— Домработницы, — поправил Шушарин.

— Какая разница…

— Принципиальная. Если бы это была ее мать, то подозрение на нее отмелось бы почти автоматически, — бойко затараторил Шушарин, с удовольствием выкладывая все свои соображения. — Плюс сердечный приступ…

— Инсульт…

— Какая разница… А домработницу будут основательно проверять.

— Можно подумать, что редко матери убивают своих дочек, — скептически заметил Буркин. — Да сплошь и рядом… Выпьют поллитру на двоих и давай друг друга лупцевать.

— Не так уж редко, — согласился Шушарин. — Но не таких знаменитых. Не хочешь ли ты сказать, что хозяйка с домработницей сначала нализались, а потом начали выяснять отношения?

— Кто их знает… По крайней мере, на месте преступления нашли мертвую хозяйку и полумертвую домработницу… — Буркин заглянул в бумаги. — Тюрину. И только сам Господь Бог пока знает, кто кого довел до состояния нестояния…

— Да, на ограбление не похоже, — встрял в разговор Харченко. — Кажется, все вещи целы.

Щелкнув зажигалкой, Буркин раскурил новую сигарету. Маленькая комнатка стала наполняться клубами сизого дыма. Он медленно поднимался к потолку, резко выделяясь расплывающимися волокнами в ярком свете закатного солнца.

— Согласитесь, что все-таки не похоже, чтобы здесь хозяйничали обыкновенные домушники, — не унимался младший лейтенант, — иначе все было бы вверх дном. Удар нанесен… — Шушарин склонился над убитой. — Острым предметом, но не ножом. В висок. Что и послужило причиной смерти…

— Торопишься, — саркастически усмехнулся Буркин, вытянув губы трубочкой и выпуская аккуратные колечки дыма. — Это вскрытие покажет, каким предметом… И что послужило причиной смерти… Рану до дна не разглядишь.

— Все равно, сразу исключается самоубийство и…

— Ну и быстр ты, парень. — Харченко неодобрительно покачал головой. — Прямо Шерлок Холмс…

Он медленно прошелся вдоль стен и, остановившись у картины в золоченой раме, сказал с восхищением, задрав голову:

— Эй, будет вам спорить. Смотрите, какие картинки странные развешаны… Как в галерее!

Буркин не тронулся с места, а лейтенант подскочил и, задрав голову, впился в нее изучающим взглядом.

— Ни черта непонятно, — через минуту внимательного рассматривания буркнул он, пожимая плечами. — Так посмотришь, вроде голая баба… Лежит… А вот так посмотришь, уже другая баба… Но уже вроде бы стоит…

— Ну так чего ж тебе еще надо? В том-то нынешнее искусство и состоит — пару-тройку дам изобразить в непонятном ракурсе и на стенку повесить… По мне, так лучше уж из «Пентхауса» вырезать.

Буркин, заинтересовавшись, подошел к ним.

— И где ты здесь голых женщин разглядел, не понимаю, — поразился он. — Я вижу дерево, сучья голые, листья, и еще черт-те чего на ветвях накручено, как будто змея обвилась… Похоже, сюжет на библейскую тему. Черт с ней, с этой картиной… Пора закругляться, — озабоченно пробормотал он, взглянув на часы.

— Это Дали, — уверенно сказал Харченко. — Подлинник небось. Они, артистки, такие, им только подлинники дарят. Это тебе не репродукции из «Пентхауса»… Постой, постой… А что означает эта дырочка? Глаз змеи как будто. Надо же, как натурально сделано! Искусство!

Сосредоточенно нахмурив брови, Буркин снял картину. За ней в стене оказалось аккуратное круглое отверстие.

— Ба-а, да здесь стреляли! — воскликнул Харченко.

Через несколько минут активных поисков удалось обнаружить еще одно пулевое отверстие — в самом углу, за кушеткой. От любопытных глаз его прикрывал пышный плед с кистями.

— Вот так дела, — задумчиво протянул Буркин. — Да здесь была стрельба… Значит, кто-то должен был слышать звук выстрелов…

— А я все думаю, за что ее убили… — не унимался Шушарин. — Вот бы мне поручили расследование. Уж я бы докопался… Молодая, красивая, знаменитая… Из-за чего?

— Любовь! — мечтательно сказал Харченко. — Из-за любви, как пить дать!

— Деньги! — категорически заметил Шушарин. — Кому сейчас эта ваша любовь нужна, когда кругом полно секса. Сейчас всем не хватает денег, а любовь — вторичный продукт. Она не является предметом первой необходимости… Но странно, выстрелы были, а на теле нет пулевых ранений…

В сумерках осмотр квартиры закончился. Понятые подписались под протоколами и удалились, робко шушукаясь между собой.

Оперативники стали собираться — их работа подходила к концу. Харченко складывал свой объемистый чемодан. Буркин набрал номер телефона и снова вызвал машину — труповозку.

— Выехали, ждите, — противным пронзительным голосом сказала дежурная.

Оставалось дожидаться приезда машины, чтобы потом опечатать квартиру и сдать найденные материалы.

Вскоре в прихожей послышались громкие голоса, и в комнату ввалились санитары с носилками.

— Ну, наконец-то, — с облегчением выдохнул Буркин. — Что-то вы, ребята, не торопитесь…

— Да у нас вызовов сегодня — во! Зашиваемся, — устало сообщил дюжий санитар с помятым лицом, лоснящимся от пота. — Жара! Тепловые удары — раз, два и капут!

Фигуры в зеленоватых халатах засуетились над трупом женщины.

— Молодая… Да никак это Шиловская, знаменитая артистка! — раздался возглас, когда безжизненное, окоченевшее тело перекладывали на носилки. — Жене сегодня расскажу, вот удивится! Она от нее без ума.

Когда санитары увезли тело, в комнате стало как будто легче дышать. Как будто ушел какой-то человек, который, несмотря на то, что все время молчал, своим молчанием стеснял других.

— Да, завтра газеты завоют, — заметил Шушарин. — Наплетут невесть чего. Может, даже обвинят во всем чеченских боевиков. Это сейчас модно.