…Не доехал. Не добежал. Не дошёл. Встреча с любимой пока не состоялась. Пора мне и отсюда убираться. Ярослав встал, оделся и выглянул в окно. За окном было молоко. Опять метель. Чёрт! Дверь приоткрылась, в ней показалась мальчишечья голова:

– Мамка кушать зовёт.

На кухне шкворчали драники. В воздухе висел смрад. Аппетитный смрад. Молодая женщина сосредоточенно перекладывала испечённые оладушки в большую тарелку:

– Господи, зима не кончается. Метель такая, что нос из дому не высунешь. Опять не приедет.

– Кто? – не понял Шелихов.

– Да есть тут у нас один бизнесмен, – она выделила слово «бизнесмен» уничижающей интонацией. – Снабжает нас. Дороговато, но куда деваться? Вон уже и мука на исходе и масло заканчивается.

Она горестно вздохнула и развернулась с блюдом к столу. Мальчуган лет десяти-двенадцати, девчонка-пятилетка с торчащими в разные стороны косичками, и гость – все держали наготове вилки и глотали при этом слюни.

Дети за обе щёки уплетали драники, в которых, судя по всему, помимо картошки присутствовала тыква и репа. Шелихов съел один драник и остановился. Ему не хотелось объедать женщину с детьми. Она и так много сделала, приютив его. Но аппетит бродил в желудке с ножом в руке. Удержаться почти невозможно. Женщина уловила его сомнения:

– Ешьте, ешьте! Не стесняйтесь. После такого путешествия надо восстанавливать силы. Если честно, я думала, вы заболеете, настолько были вымучены.

Ярослав кивнул и стал уплетать оладушки, запивая их горячим чаем, заваренным на каких-то местных травах. Уловив новый её взгляд, похвалил:

– Вкусно. Очень вкусно.

Утолив голод, Ярослав откинулся на спинку стула, потягивая в удовольствие чаёк:

– Спасибо.

Хозяйка улыбнулась в ответ:

– На здоровье.

Шелихов поддержал диалог:

– Трудно одной?

Она скривила подобие улыбки. Но непроходящую грусть улыбка не прикрыла:

– Почему «одной»? Нас четырнадцать человек. Было больше, но в прошлом году совсем плохо стало. Урожай больно скудным уродился. Холод собачий. Не лето, а сплошные заморозки. Что ни ночь, то заморозок. Что ни ночь – заморозок. Многие не выдержали и уехали.

Она заученно вытерла рты своим непоседам, помогла девчонке спуститься со стула, а парня просто тронула за плечо. Это означало окончание завтрака. Девчонка пропищала:

– Спасибо, мамулечка.

– Пожалуйста, пожалуйста. Иди, роднулька, поиграй, – мать подтолкнула девочку к двери. – А ты, Паша, принеси угля. Курей я уже покормила. Проверь, хорошо ли дверь у них закрыта?

Пацан по-деловому мотнул головой и тут же смылся.

Ярослав решил продолжить разговор. Но вышло это немного неуклюже:

– А, так это вчера мы куриный бульон ели!? А я думаю: чего он такой вкусный?

На этот раз она улыбнулась не так грустно:

– «Куриный бульон», хм, скажете тоже. У меня всего семь кур, да петух. Куда их рубить? Несут два-три яйца в день – и то счастье. А бульон этот – Пашкина заслуга. Вороны уже прилетели. Вот он их и ловит.

В это время дверь открылась, и в кухню вошёл лёгкий на помине Павел. Услышав фразу матери, он тут же вставил свои пять копеек.

– Ага. Я завтра ещё крота поймаю.

– Крота? – удивился Шелихов. – Земля ещё мёрзлая. Откуда кроты?

– В теплицах уже отошла. Я вчера его нору видел. Отвал совсем свежий. Попытался водой отлить. Но он хитрый, удрал. Я раньше много их ловил. Электрошокером. Это, когда свет был. Теперь приходится голову ломать. Но ничего, я уже придумал, как его поймать.

– Как?

– Секрет.

– Ну, скажи, как?

– Кротов мало, а едоков много. Если всем рассказывать, с голоду сдохнешь.

«Партизан» схватил пустое ведро из-под угля и тут же скрылся за дверью. Настя, так звали его мать, продолжила рассказ о своём житье-бытье:

– Зимой ничего ещё. А летом много лихого народа бродит. На соседней улице две семьи вырезали. А всего в станице и не сосчитать.

– А эвакуироваться на юг не задумывались?

– А что мне там делать?

– Вы здесь не выживете.

– А там выживу? Какая разница, где дохнуть? Все мои родственники и знакомые эвакуировались. И где они?

– Где? – не понял Шелихов.

– Нигде. Нет их уже. Их уже не волнуют наши проблемы. Их уже ничего не волнует. Надеюсь, хоть похоронили, а не собакам скормили.

Она взяла в руки банку с завинчивающейся крышкой и попыталась открыть. Не получилось. Вздохнула:

– Господи, как трудно без мужика. Никто тебе даже крышку не открутит. На-ка, отверти!

Ахтаров очнулся под завалом. Сверху его прикрывало тело лётчика и хорошая куча дроблёного льда. Лётчик оказался мёртвым. Из его виска торчал осколок.

Влад не предполагал, что ему придётся долгое время провести на морозе. Ветер усилился, становилось зябко. Он надеялся, что прилетит поддержка, посланная генералом после его звонка. Сейчас звонить уже не было возможности. В этих далёких от цивилизации местах сигнал можно поймать только на борту воздушного судна. Прождав целый час, Ахтаров понял: что-то пошло не так. Его сочинская куртка не была приспособлена к путешествию по ледяной пустыне. Зато к этому были приспособлены арктические костюмы американцев. Пришлось раздеть и разуть того самого негра – его размеры соответствовали размерам Влада. Сразу стало теплей. Но сколько идти до ближайшего жилья по ледяной пустыне? Может, сутки, может, двое. Не факт, что дойдёшь. Интересно, а экзоскелет, в который облачён ещё один погибший американец, уцелел? Экзоскелет был мощным, с тяжёлой бронёй. Но работал. Влад отцепил броню, чтобы снизить нагрузку и таким образом сэкономить заряд батареи. Затем приладил датчики к мышцам ног, задал программу ускоренного движения и, жужжа гидравлическими приводами, громко затопал прямиком на юг. Кроме экипировки Ахтаров прихватил штурмовой автомат, ракетницу, сухой паёк, несколько энергетических шприц-тюбиков и прибор ночного видения.

Расширенное заседание правительства президент начал глубокомысленной фразой:

– Жить всем осталось недолго, – он цыкнул и покачал головой, обведя всех страдальческим взглядом. – Надо каким-то образом приободрить народ, чтобы он хотя бы сейчас не думал о плохом.

Министр финансов Ларчиков с места возразил: