замер, словно исчерпав себя; собеседники углубились, каждый в свои мысли. Уже совсем стемнело, но спать еще не хотелось.

— За что я люблю историю, — произнес Мэргэн, после затянувшейся паузы, — так это за то, что почти всем происходящим в наше время событиям, можно обнаружить аналогии в прошлом. Любым процессам, да и вообще любым государствам, при желании можно найти двойников. Вот, например, империя Тан, чем-то напоминает мне Советский Союз…

— Ты правильно мыслишь, но не оригинально, — усмехнулся Киреев. — История действительно имеет привычку повторяться — это не нами придумано. Развиваясь по спирали, она повторяет те же процессы, но на качественно новом уровне. Но пример, по-моему, не совсем удачен.

— Почему? — не согласился Мэргэн. По-моему, как у вас говорят — самое то. Смотри сам: танские императоры стремились объединить под своей властью всю Центральную Азию, хотели слить воедино степняков и китайцев. Это похоже на то, как Советский Союз, тщетно пытался создать из сотен народностей населявших Россию единый советский народ. Кроме того, и та другая державы проводили экспансионистскую внешнюю политику — одни стремились к гегемонии в Великой Степи, другие — к победе идеалов коммунизма в мировых масштабах. И, наконец, и у тех, и у других эксперимент по искусственному выведению новых народов с треском провалился, — закончил он излагать свою мысль.

— Что ж, Мэргэн, мы не ученые — нам простительно проводить даже такие аналогии…

Произнеся эту фразу, Киреев задумчиво улыбнулся, тряхнул головой, и в свете угасавшего костра его глаза сверкнули.

— Однажды Рейган, — начал он, — назвал Советский Союз империей зла. Да, он не был идеальной страной. Но то была моя страна, Мэргэн, чтобы про нее не говорили ненавистники. И Америка ее разрушила, принеся моему народу неисчислимые бедствия.

Причем способы с помощью коих американцы успешно развалили мою страну, с не меньшим успехом применяли еще суйские16 и танские императоры против державы тюрков. Они ничуть не изменились за долгие столетия, прошедшие с тех времен, как не изменилась и человеческая природа. Засылка шпионов, разжигание межнациональной розни, откровенный подкуп и ползучая идеологическая диверсия — лишь некоторые из них.

Это, кстати, понимали и сами тюрки. Йоллыг-тегин — автор орхонских надписей, дает поражению своего народа объяснение вполне основательное, для его времени. Он осуждает ханов за дурость и трусость, народ — за неверность ханам, китайцев — за обман и подстрекательство. Но главное, он винит китайскую роскошь, изнеживающую тюркских богатырей. Он пишет: «У народа табгач, дающего нам без ограничения столько золота, серебра, зерна и шелка, речь сладкая, а драгоценности мягкие; прельщая сладкой речью и роскошными драгоценностями, они сильно привлекали к себе далеко живущие народы. Те же, поселяясь вплотную, затем усваивали себе дурное мудрование», — процитировал на память Антон, и тут же продолжил:

— Первоначальная простота нравов, царившая в орде, незаметно сменилась роскошью и жаждой наживы, еще теснее связывая верхушку, тюрок с Китаем — это и есть идеологическая диверсия.

До боли знакомая картина. Все это мне напоминает перестроечные времена, когда скурвившаяся партийная элита предала страну, сознательно приведя ее к краху. А народ, обманутый трескучими демократическими лозунгами, радовался крушению собственной державы, готовый удавиться ради импортных шмоток и аппаратуры с лейблом: «маде ин не наше».

— Да, Антон, — согласился Мэргэн, — твой пример посильнее моего будет.

— Да, это прямая аналогия. Но аналогия не столько между тюркским Вечным Элем и Союзом, — продолжил русский, вздохнув, — сколько между методами, с помощью которых китайцы полторы тысячи лет назад, и дядя Сэм — в наши дни, разрушали единство, на первый взгляд, монолитных держав. Впрочем, надо отдать должное древним тюркам — они сражались за свои идеалы, пока сил хватало, отчаянно сопротивляясь давлению китайцев. Уже одно то, что их каганат просуществовал независимо, целых сто пятьдесят лет, имея общие границы с такими мощными державами раннего средневековья, как Тибет и Китай, говорит о незаурядных способностях этого народа…

Чернь Сунга, Западные Саяны, зима 709 года

Светало. Этим ранним утром пологий горный склон, поросший редкими соснами и елями, наполнился громкими голосами сотен людей, и ржанием боевых коней — это были тюрки.

Тоньюкук провел свою небольшую армию, составленную из испытанных, закаленных в боях ветеранов, в обход перевала Когмэн17, и обрушился на ничего не подозревавших кыргызов.

Переход через зимние горы, был предприятием почти безнадежным, но тюркским ратникам отваги и выносливости было не занимать. Ведя своих

лошадей в поводу, они пробились сквозь глубокие снега, покрывавшие заросшие лесом вершины Саян, и, с большим трудом, стали спускаться к подножию гор. Скорым маршем — в десять суток, тюрки, обходя обвалы, достигли северных их склонов. Шли ночами, чтобы не спугнуть врага. Проводник, сбился с пути и поплатился за это головой. Перед нападением Тоньюкук приказал остановиться, и произвел смотр своему немногочисленному воинству.

Тогда тюрок было немногим более шести тысяч. Достигли цели только самые выносливые. Много воинов отстало, много замерзло.

Это было днем раньше — теперь тюркских латников было еще на несколько десятков меньше. Они полегли в короткой, но жаркой ночной схватке, когда застигнутые врасплох кыргызы пытались оказать организованное сопротивление. Тюрки копьями проложили путь сквозь их ряды. Кыргызы были рассеяны.

Теперь кыргызский хан Ажо собирал всех беглецов под свои знамена в Сунгинской черни.

На опушке леса, около разлапистой ели, показалось несколько всадников. Над их головами развевалось волчье знамя — пурпурное прямоугольное полотнище с золотой волчьей головой. Бойла-бага-тархан Тоньюкук восседал на спокойной гнедой лошади, держась рукой в латной рукавице за луку седла. Первые солнечные лучи игриво метались по пластинам панциря, реагируя на малейшее движение командующего — несмотря на преклонные годы, старый тюрк был в полном вооружении.

До сих пор обстоятельства благоприятствовали тюркам, и на его хитром морщинистом лице блуждала довольная улыбка. Рядом с ним был принц Йоллыг-тегин и офицер Нигю Бильге-тудун со знаменем. Следом неспешно, подтягивались к опушке простые латники. Все ждали Кюль-тегина из разведки.

Наконец, он появился в сопровождении четырех конников. Все пятеро, на рысях, приблизились к главнокомандующему.

— Да пребудет с тобой сила Великого Тэнгри, мудрый бага-тархан, — сидя в седле, поклонился молодой полководец.

— И тебе того же, славный Кюль-тегин, — отозвался Тоньюкук. — Ну, говори, что высмотрели твои люди.

— Кыргызы, числом до пятнадцати тысяч, выступили нам навстречу. Они уже в часе пути верхами от нас.

— Ого! Дикие лошади сбились в табун и намереваются поохотиться на волков! — весело прокомментировал новости Тоньюкук. — Ну, что, волки, готовы испробовать дикой конины? — шутливо обратился он к простым ратникам, бывшим поблизости. — Не боитесь копыт травоядных?

— Готовы!!! —