Ялик замедлил ход, и я встала, после чего соскочила за борт вместе с сетью, перекинутой через плечо. Пока я шла по мелководью, я чувствовала на себе взгляд Коя и слышала его низкий хриплый шепот у себя за спиной. На Джевале каждый был сам за себя, но не тогда, когда заговор мог принести выгоду. И да, Кой был мастером, когда дело касалось плетения интриг.

Я шла вдоль кромки воды к скале, вглядываясь в нее в поисках тени своего возможного преследователя. На закате море стало фиолетовым, и когда солнце совсем скрылось из виду, на поверхности воды заколыхались последние неяркие блики уходящего дня.

Мои мозолистые пальцы нащупали знакомые расщелины в огромном черном валуне, и, подтягиваясь на руках, я стала карабкаться вверх, пока брызги морской воды, разбивающиеся с другой стороны о скалу, не ударили мне в лицо. Веревка, которую я закрепила на уступе, терялась в воде в самом низу.

Я достала расколотую раковину морского ушка из своей сети и спрятала ее под рубашку, прежде чем выпрямиться в полный рост и сделать глубокий вдох. Как только волна с грохотом разбилась о скалу, я прыгнула с уступа в море. С каждой минутой становилось все темнее, но я ухватилась за веревку и последовала за ней на глубину, в тень леса из морской капусты, которая поднималась со дна моря широкими гофрированными лентами. Снизу ее листья были похожи на золотистый шатер, бросающий зеленую тень на толщу воды. Пока я плыла вниз, между водорослями петляла рыба, которую преследовали рифовые акулы, охотящиеся за своим ужином.

Бухта была одним из немногих мест, где мне разрешалось ловить рыбу, потому что бурные волны постоянно ломали тростниковые ловушки, используемые другими ныряльщиками. Однако плетеная корзина-ловушка, которую меня научил делать рулевой моего отца, могла выдержать натиск волн. Я намотала толстую веревку на кулак и потянула, но ловушка не поддалась, зажатая течением между камнями.

Мои ноги опустились на крышку корзины, и я стала пытаться сдвинуть один из камней, чтобы высвободить ловушку для рыбы, которая наполовину погрязла в густом иле. Когда она не сдвинулась с места, я поднырнула ниже и, ухватившись пальцами за плетеную крышку, стала тянуть ловушку к себе, пока она не треснула, после чего меня швырнуло спиной вперед, на плоскую каменную глыбу позади меня. Прежде чем я успела закрыть образовавшееся в ловушке отверстие, из него выскочил морской окунь. Я выругалась, глядя окуню вслед, и звук моего голоса тут же растворился в воде. Чтобы не дать улизнуть какой-нибудь еще рыбе из моего улова, я крепко обхватила ловушку одной рукой и прижала ее к груди вместе со сломанной крышкой.

Веревка вела меня обратно со дна моря, и я следовала по ней, пока не доплыла до заостренного выступа, который был скрыт в тени. Я воспользовалась своим зубилом, чтобы высвободить камень, который держался в скале при помощи водорослей. Камень упал мне в руку, открывая проделанное в скале углубление. В нише хранился сверкающий, как битое стекло, пиролит, который я старательно добывала последние две недели. Это был единственный из моих тайников на острове, который никому не удалось найти. Я уже несколько лет ставила свои ловушки для рыбы в этой маленькой бухте, и любой, кто видел, как я здесь ныряю, знал, что я всегда возвращаюсь с уловом. Однако если кто-то и догадывался, что я также храню где-то поблизости свои самоцветы, то найти их ни у кого пока что не получилось.

Когда мешочек у меня на поясе наполнился пиролитом, я вставила камень на место. Мышцы ног уже горели, уставшие от многочасового погружения, и я использовала последние силы, чтобы вынырнуть на поверхность. Волна накатила, когда я глотнула ночной воздух и изо всех сил начала плыть к уступу, прежде чем море смогло оттащить меня обратно.

Я подтянулась на одной руке и растянулась на песке, переводя дыхание. Звезды мерцали над головой, однако буря быстро надвигалась на Джевал. По запаху ветра я понимала, что это будет долгая ночь. Ветер будет терзать мою лачугу на скалах, но даже в спокойную ночь я все равно не смогла бы спать, когда я держала при себе пиролит или деньги. Мой лагерь неоднократно подвергался налетам, когда я спала, и сегодня я не могла позволить застать себя врасплох.

Сунула извивающуюся рыбу под рубашку и перекинула сломанную ловушку через плечо так, чтобы она висела у меня за спиной. Тьма опустилась на деревья, и я прокладывала свой путь при лунном свете, следуя по тропе, пока она не повернула к скале. Я решила держаться поближе к склону, когда тропинка стала крутой. Тропа резко обрывалась у гладкой поверхности скалы, и я полезла вверх, карабкаясь по выбоинам, которые сама проделала в камне. Как только я перекинула ногу через вершину, то подтянулась и оглянулась на тропинку.

Внизу никого не было, деревья плавно покачивались на ветру, по остывшему песку разливался лунный свет. Оставшуюся часть пути я преодолела бегом, пока тропа резко не оборвалась над пляжем, расположенным далеко внизу. Утес возвышался над барьерными островами, невидимыми в темноте, но я могла различить свет нескольких фонарей, раскачивающихся на мачтах кораблей, пришвартованных на ночь. Именно здесь я когда-то сидела каждое утро, ожидая возвращения корабля своего отца, хотя он и сказал мне, что не вернется.

Мне потребовалось два года, чтобы поверить его словам.

Я бросила ловушку рядом с ямкой для костра и отстегнула свой тяжелый пояс. Ветер усилился, когда я обхватила руками толстый ствол дерева, нависший над обрывом, и медленно вскарабкалась вверх. Земля ушла у меня из-под ног, и я посмотрела на берег, который раскинулся по меньшей мере в тридцати метрах внизу.

Ночные волны оставляли на песке белую пену. Большинство ныряльщиков были слишком грузными, чтобы лезть на тонкое деревце без риска обломать хрупкие ветки и полететь вниз на верную смерть. Я и сама пару раз чуть не распрощалась с жизнью, когда взбиралась вверх по стволу.

Когда я оказалась достаточно близко, то протянула руку в ложбинку на стыке двух узловатых сучьев. Мои пальцы нащупали кошелек, и я отвела руку назад, чтобы бросить его на землю позади себя, прежде чем спуститься обратно.

Я развела костер и насадила рыбу на палку, устроившись в удобном углублении в скалах, выходящем на тропу. Если бы кто-нибудь пришел сюда на разведку, я бы заметила неприятеля раньше, чем он меня. Мне просто нужно было как-то дотянуть до утра.

Монеты звякнули друг о друга, когда я встряхнула кошелек, высыпав медяки на мягкий песок. Деньги сияли в лунном свете, пока я вела счет своему заработку, раскладывая монеты аккуратными стопками перед собой.

Сорок два медяка. После того что мне пришлось бы потратить на ялик, нужно было еще восемнадцать монет, и тогда у меня было бы достаточно денег, чтобы заплатить Уэсту за проезд. Я также отложила немного денег про запас, чтобы меня накормили и приютили, пока я не разыщу Сейнта. Я опустилась на землю и легла на спину, свесив ноги с края утеса. Пока рыба потрескивала над костром, я рассматривала луну. Прямо надо мной висел идеальный молочно-белый полумесяц, и я вдыхала соленый воздух с нотками кипариса, который был свойственен только Джевалу.

В свою первую ночь на острове я спала на пляже, побоявшись подойти к деревьям, среди которых горели костры и были разбиты палатки. Я проснулась от того, что мужчина распахнул мою куртку и вывернул ее карманы в поисках денег. Когда он ничего не нашел, то бросил меня на холодный песок и испарился. У меня ушло несколько дней на то, чтобы понять, что каждый раз, когда я ловлю рыбу на мелководье, на пляже меня будет кто-то ждать с целью отобрать все, что я добыла своим трудом. Почти месяц я питалась одной морской капустой, но затем мне удалось найти безопасные места для добычи и приготовления пищи. Спустя почти год у меня наконец накопилось достаточно денег, заработанных на очистке уловов других людей и продаже пальмовой веревки, чтобы купить инструменты для добычи самоцветов у Фрета, который был слишком стар, чтобы продолжать нырять.