Зная, что лошади — предмет его неиссякаемой гордости, Олетта быстро сказала:

— Разве мог быть кто-то удачливее вас? Все признают, что вы знаете о лошадях гораздо больше, чем любой другой коннозаводчик из жокей-клуба.

— Откуда ты знаешь? — удивился полковник.

— Я прочла это в «Спортинг тайме».

— Непременно покажи мне эту газету, — сказал отец. — О таких вещах мужчине всегда приятно слышать.

Затем, заметив, что они отклонились от темы, добавил уже совсем другим голосом:

— Однако сейчас мы говорим о тебе. После того как твоя мать умерла, я понял, что мой долг — позаботиться о тебе, и начал серьезно размышлять о твоем будущем.

— Так серьезно, как если бы я была одной из ваших лошадей, — с хитринкой в глазах заметила Олетта, но отец не обратил внимания на ее слова.

— Любая девушка хочет выйти замуж, и любой отец, если он любит свою дочь, хочет, чтобы она стала женой человека, который не только сделает ее счастливой, но и обеспечит ей высокое положение в обществе.

Олетта промолчала, но слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. А отец продолжал:

— Так вот, дорогая моя, раз уж я занимаюсь скачками, то хотел бы видеть, как ты займешь первое место в матримониальных состязаниях и получишь лучший из возможных призов.

— К. примеру, золотой кубок Аскота!

Тон у Олетты был беззаботный, но в душе она ощущала волнение. Ей не нравилось, как отец говорит о ее замужестве — казалось, он уже все устроил, а ее даже не спросил. Олетта крайне редко возражала отцу, но давно решила, что вопрос о том, за кого выйти замуж, будет решать только она сама, и никто другой.

— Вы так осторожно подбираетесь к цели… — сказала Олетта. — Не хотите ли вы сказать, что уже выбрали мне мужа?

Она побаивалась ответа и говорила несколько громче обычного. Ее голос эхом разнесся по Утренней комнате.

Их взгляды встретились, и Олетта поняла, что сейчас получит прямой, без околичностей, ответ.

— Да, — ответил полковник. — Я решил, что ты выйдешь замуж за нового герцога Горлстонского.

Олетта задохнулась от неожиданности. Справившись с собой, она спросила:

— Новый герцог? Не знала, что вы с ним знакомы.

— Он приехал из Индии как раз перед Гудвудскими скачками, — пояснил полковник. — Вероятно, кто-то уже успел рассказать ему о том, что я дружен с его отцом, потому что он приветствовал меня в высшей степени радушно.

Полковник Эшерст удовлетворенно улыбнулся и продолжал:

— С тех пор мы встречались по различным поводам, но только после нашего разговора в Донкастере мне стало ясно положение, в котором он оказался, унаследовав титул.

— Ив чем же оно заключается? — спросила Олетта, заранее зная ответ.

— Ему крайне необходимы деньги.

Можно было понять, что разговор к этому шел, но только сейчас, когда все слова были сказаны, Олетта испытала настоящее потрясение.

Олетта называла себя гандикапкой, имея в виду, что она с рождения получила от судьбы определенные преимущества. Но эти самые преимущества отделили ее от ровесниц, и барьер, воздвигнутый ими, было трудно перешагнуть. На каждом празднике она слышала шепоток престарелых дам: «Разумеется, она же невероятно богата!», — а ее подруги высказывали свое мнение по этому поводу прямо и откровенно.

— Это нечестно, Олетта! — заявила ей одна из них всего недели две назад. — Нечестно быть не только гораздо красивее, но и гораздо богаче всех нас!

— Боюсь, с этим я ничего не могу поделать, — заметила Олетта.

— Я знаю, — вздохнула подруга, — и это всех дразнит еще сильнее!

После этих слов они обе рассмеялись, но от Олетты не укрылась ненавистная ей легкая зависть, проскользнувшая в тоне подруги. Но зависть — это еще что! В мыслях окружающих Олетта частенько читала и откровенную злобу.

«Никогда не думай о деньгах, моя дорогая, — наставляла в свое время Олетту мать. — Помни только, что ты должна быть добрее, щедрее и внимательнее по отношению к тем, у кого их нет.

— Я не совсем понимаю… — призналась Олетта.

— Я объясню, — сказала мать. — Из-за твоего богатства люди всегда будут немного тебе завидовать и, возможно, захотят извлечь из знакомства с тобой какую-то выгоду. Но от этого ты не должна становиться циничной или говорить, что разочаровалась в людях, даже если они будут тебя обманывать.

— Конечно, мамочка, — пробормотала Олетта.

— Ты должна понять, что возможность помогать другим — это особая привилегия, — продолжала мать. — Важно не то, что у тебя есть деньги, а то, обладаешь ли ты добротой, пониманием, любовью. Только это и имеет значение в нашей жизни. Твой дед много трудился, и если он оказался удачлив и нажил состояние, это вовсе не твоя заслуга, а, напротив, налагает на тебя ответственность, которой нельзя пренебрегать.

— Теперь я поняла, — серьезно произнесла Олетта.

— Быть богатым не всегда легко, хотя многим и кажется, что лучшей судьбы не бывает, — добавила мать. — Но ты, Олетта, верь своему сердцу.

— Своему сердцу? — переспросила Олетта.

— Да, — ответила мать. — Сердце подскажет тебе, что за люди тебя окружают — добрые и искренние или фальшивые и злые. Запомни: самое дорогое на свете не деньги, а любовь».

И сейчас, вспомнив эти слова, Олетта сказала негромко и ровно:

— Батюшка, неужели вы всерьез хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого никогда в жизни не видела? И не могу поверить, чтобы вы предложили такую дерзость самому герцогу.

— На самом деле все происходило немного по-другому, — несколько смущенно признал полковник. — Позволь, я расскажу тебе, как это было.

— Сгораю от нетерпения услышать, — сказала Олетта.

— Мы встретились на трибунах жокей-клуба, и мне показалось, что герцог рад меня видеть. В Англии у него мало знакомств, потому что он провел за границей семь лет или около того, как мне говорили.

— Ты упомянул, что он вернулся из Индии.

— Да-да! По-моему, он отличился на северо-западной границе, и имя его упоминалось в сводках.

Без сомнения, в голосе полковника прозвучали триумфальные нотки: все, что имело отношение к армии, он принимал близко к сердцу.

— Я спросил герцога о его лошадях, а он ответил: «На самом деле, полковник Эшерст, именно об этом я и хотел поговорить с вами. Мне необходим ваш совет». «Готов помочь вам всем, чем смогу», — ответил я. «В таком случае разрешите мне говорить напрямик, — сказал герцог. — Я не могу позволить себе содержать отцовских скаковых лошадей и хотел бы, чтобы вы посоветовали, как лучше ими распорядиться». Можешь себе представить? — воскликнул полковник, глядя через стол на Олетту. — Я просто остолбенел! Сама мысль о том, что горлстонские лошади больше не будут участвовать в скачках, потрясла меня до глубины души! Он вздохнул и добавил: