Автобус уже больше часа ехал, когда я первый раз начал думать, что, может, там, в парке, я просто запаниковал. А потом погорячился.

До этого у меня в мыслях никаких сомнений вообще не было. Я был абсолютно уверен: то, о чем я думал, почти случилось. Но пока я сидел, крепко прижимая к груди котомку с вещами, и глядел, как темнеет небо над полями, я начал размышлять, как же парень с картинками на руках мог про меня узнать. Я почти никогда с ним не говорил, даже когда он пытался говорить со мной, я был уверен, что никак не проговорился, не должен был. И потом еще, пока автобус ехал, я начал вспоминать всякие добрые вещи, которые он раньше для меня делал, и в особенности одну, о ней я долго думал, и от этого мне стало казаться, что он вообще не такой и что нож он, может, и правда нашел и хотел мне показать. Чтобы попробовать со мной подружиться. И вот тогда я в первый раз подумал, что я, наверное, просто запаниковал. Опять.

Это было почти сразу, как я появился в городе и в саду работал еще совсем недолго, и вот тогда этот парень с картинками на руках сделал для меня одну добрую вещь, о которой я все время думал, пока ехал на автобусе.

Для начала я почти все время работал в саду с розами, там, где сад переходит в главную часть парка, и там, куда приходит много людей, чтобы в футбол играть или бросать друг другу эти штуки, похожие на диски.

Ну и вот, дело было в том, что там была одна компания ребят постарше, которые никогда в футбол не играли и диски не кидали, вообще ничего особо не делали. Они обычно просто шатались туда-сюда, и, может, еще сигареты курили, и еще, может, толкали друг друга иногда. Плевались и всякое такое. Однажды они были совсем близко к тому месту, где я работал, и некоторые смотрели на меня, а потом один выкрикнул мне какое-то имя. Я сейчас не помню, что за имя, но я опять весь сжался и застеснялся. И порядком смутился из-за того, чем занимался, и даже немного покраснел, хотя не знал, могут они это видеть или нет. Но я вообще ничего им в ответ не крикнул. Наверное, это было совсем неправильно.

Тогда они подошли еще ближе, и все начали кричать мне это имя и еще что-то. А я просто очень сосредоточился на розе и притворился, что очень увлекся работой, пока они не ушли.

После этого они и дальше приходили еще несколько дней, и я, как только их видел, начинал нервничать и все прочее. И они всегда останавливались, чтобы немного покричать. Иногда они еще ближе подходили, и, может, за рукав меня дергали или за волосы. Но я притворялся всегда, что увлекся работой, а они хихикали и кричали или просто как-то странно шумели. А потом один схватил в кулак цветок розы и сказал:

«Что будет, если я сорву ее, мистер? У нее потечет кровь?»

Я все делал вид, что смотрю только на розу, и тогда другой дернул меня за рукав и спросил:

«Что случится, если он это сделает, мистер? Потечет у нее кровь?»

А потом одна девушка, она сказала:

«Вам не кажется, что я похожа на розу, мистер? – И стало много крика и смеха. – А я похожа, – стояла на своем она. – Разве нет, мистер?»

И она дотронулась пальцами до моей щеки, и они все засмеялись.

«А вы бы ее трахнули, мистер? – спросил тогда парень. – Вы бы хотели?»

А потом еще одна девушка:

«Хотел бы! Смотрите, он краснеет…»

Но я и дальше делал вид, что увлекся работой. Не смотрел на них. Я почти не понимал, о чем они говорят, те люди, что помладше, меня путают даже больше тех, которые старше, некоторые. Так что я совсем не знал, что делать.

И вот тогда появился парень с картинками на руках. Как раз тогда. И он схватил одного из тех за руку и что-то закричал. Я быстро поднял глаза и увидел, что они все вроде как очень испугались. Правда очень испугались. А парень сказал, что он сделает с ними, если они еще раз сюда придут, и рассказал им, как я ему дам знать, если они меня еще когда-нибудь побеспокоят, и как он их достанет, одного за другим, если я ему скажу.

Каждого по очереди.

Я попытался ему улыбнуться тогда, но думаю, у меня совсем не получилось, и я услышал, как кто-то из детей засмеялся. Но парень с картинками на них очень громко закричал, и тот перестал смеяться, никто больше не смеялся.

Потом, через какое-то время, он отпустил того, которого схватил, а потом эти ребята все вместе убежали. И я их не видел больше никогда.

Так что я пообдумывал все это и начал думать, что сегодня, может, просто запаниковал, ну и еще, интересно, откуда бы он мог обо мне узнать, это было важнее всего.

Знаете, Налда говорила – я имею в виду, про людей, – что некоторые могут распотрошить и порвать даже самые драгоценные вещи, чтобы добраться до той части, которая принесет им доход и выгоду. И не только скверные люди, говорила она. Но практически все, почти каждый человек, которого ты когда-либо встретишь, все, кроме самых благородных и добрых, и еще самых чистых. Это не потому, что они и правда плохие, говорила она, это просто потому, что они очень обленились и устали. Или, еще может быть, просто не умеют по-другому. Но, как бы то ни было, это и есть главная причина, почему я вправду должен сохранять дистанцию, и стараться никогда не проговориться, ведь из-за этого я буду в опасности.

Но вообще, главная штука, которая меня интересовала, пока я ехал в автобусе: не был ли этот парень с картинками на руках из тех самых немногих, о которых она иногда говорила. Просто из-за тех добрых вещей, которые он иногда мне делал. И вот от этого я немного огорчился, что он, может, хотел со мной сдружиться, а мне очень хочется заиметь друга. И обычно иногда я думаю, что девушка будет самым хорошим другом. Но все-таки…

И вот от этого мне чуть-чуть захотелось вернуться обратно, даже хотя я не мог.

На всякий случай.

Когда автобус наконец приехал туда, куда он сегодня ехал, я подождал, пока все другие люди внутри вылезут из автобуса и уйдут, и только потом сам вышел. Потом, все еще крепко прижимая котомку к груди, я огляделся, чтобы понять, куда мне пришлось приехать, а потом начал искать место, чтобы переночевать.

Сначала скажу, что меня все еще как-то настораживало, и несколько раз я оглядывался, пока шел, несмотря на все то, что думал в автобусе. Просто чтобы убедиться, что этот парень сюда не добрался. Но я скоро убедился, что все нормально, и нашел гостиницу, которая выглядела подходяще, и зашел внутрь.

Всегда в кармане любой рубашки, которую я ношу, у меня лежат запасные деньги на всякий случай. Их достаточно, чтобы уехать оттуда, где я есть, на поезде или на автобусе и заплатить за ночевку, где бы я ни оказался, если произойдет такое, из-за чего мне придется уехать. Как оно всегда и бывает.

Комната, где я сейчас живу, выглядит почти совсем так же, как все остальные комнаты, в которых я жил в такие разы. И когда меня туда привели, я запер за собой дверь и сделал то, что всегда делал в первую очередь, после того, как сорвусь и убегу. Я расстегнул котомку и сел с ней на кровать, чтобы посмотреть, какие вещи я с собой взял, а какие оставил.