– Ни мои женские слабости, ни женский разум, уступающий мужскому, не умаляют моей значимости, – с упреком произнесла Елизавета, но быстро сменила тон: – Уильям, ты мой давний друг, и я понимаю твои благие намерения. Я осознаю, что путь моего правления не будет усыпан розами, и поэтому намерена научиться управлять не только Англией, но и собой. Естественно, опираясь на твою мудрость. Раз уж мы заговорили о предшественниках… – Она повернулась к портрету Генриха Восьмого, от которого веяло пугающим величием. – Часто ли тебе приходилось говорить с моим отцом?

– Гм… нет, ваше величество. – Сесил невольно улыбнулся, понимая, что сейчас Елизавета его переиграла. – Но он и не был женщиной!

Елизавета запрокинула голову и рассмеялась. В этот момент она решила убедить всех и каждого, что слеплена из иной глины, нежели остальные женщины.

Спустя три дня молодая королева вновь сидела на троне, под балдахином, привезенным из дворца Святого Иакова, – крысы, бежавшие с тонущего корабля Марии, захватили с собой и кое-какое полезное имущество. Лорды официально преклонили колени, признав ее своей королевой. Елизавете оставалось лишь назвать имена главных советников и ближайших помощников. Она подготовила речь. Несмотря на врожденный дар красноречия и умение излагать свои мысли письменно, Елизавета потратила немало сил на это первое королевское выступление. И сейчас, читая его перед собравшимися, радовалась произведенному эффекту: труды явно не пропали даром.

Улыбаясь, она подозвала Сесила:

– Уильям, мой верный слуга, я назначаю тебя государственным секретарем. Это высшая должность, существующая в нашем государстве. Поручаю тебе возглавить мой Тайный совет и взять на себя заботу обо мне и моем королевстве. Я знаю тебя много лет, так что успела составить мнение о тебе. Ты неподкупен и не падок на подношения. Ты будешь печься об интересах государства и… – здесь губы Елизаветы дрогнули, – будешь говорить мне не то, что я желала бы от тебя услышать, а то, что считаешь правдой, полезной мне и государству.

Сесил поклонился. На его обычно бесстрастном лице отпечатались признаки волнения.

Один за другим придворные выходили и получали должности. Кругленький, толстогубый хитрец Бэкон стал лордом – хранителем Большой печати. Трокмортона, с его нависшими бровями (что не мешало ему пользоваться всеобщим уважением), Елизавета сделала канцлером-казначеем. Эти и ряд других придворных получали доступ в Тайный совет. Парр смиренно благодарил молодую королеву за восстановленный титул пэра, которого он лишился при Марии. Ноллис – новый вице-канцлер двора ее величества – был благодарен не меньше. Его женой была мягкая, скромная Кэтрин Кэри, которую Елизавета любила, помимо прочего, и как свою двоюродную сестру. На самом деле Кэтрин являлась ее сводной сестрой, но это держалось в секрете. В относительном, конечно. Внешне леди Ноллис походила на покойного короля. Многие знали, что она дитя любви Генриха Восьмого и Мэри Болейн, тетки Елизаветы. Во время правления Марии Ноллисам, известным своими твердыми протестантскими убеждениями, пришлось покинуть Англию. Сейчас они сияли, радуясь возвращению на родину и благосклонности новой королевы.

Роберта Дадли в Тайный совет не позвали. Когда Елизавета перечислила всех новоназначенных, он выглядел поникшим. Да, Роберт ей предан; да, умен и убежденный протестант, однако Елизавета прислушалась к мнению Сесила. И мысленно решила: пусть Роберт себя проявит и тогда она сразу же введет его в Тайный совет.

Раздав все должности и привилегии, королева вновь обратилась к собравшимся:

– Друзья мои, меня не перестает изумлять ноша, которая столь неожиданно легла на мои плечи. Но я Божье создание и вынуждена подчиниться Творцу. Если Он избрал меня, мне остается лишь смиренно покориться Его воле. Я молюсь о том, чтобы с вашей помощью стать достойной королевой и не посрамить Творца. Однако быть королевой – не значит править единолично. Наоборот, все свои решения и действия я хочу сочетать с мудрыми советами и подсказками. От вас мне нужно только одно: преданность ваших сердец, и тогда вам не придется сомневаться в моей доброй воле. Мне не нужны подданные, цепенеющие от звука моего имени. Мне нужны любящие подданные.

Под гром рукоплесканий Елизавета покинула зал и в сопровождении фрейлин направилась в свои покои. Эти комнаты были ей знакомы с младенческих лет. Теперь они превратились в покои ее величества. В спальне (отныне опочивальне ее величества) Елизавету встретила сияющая Кэт Эшли, ее бывшая гувернантка. Кэт распирало от гордости: она стала камер-фрау новой королевы и распорядительницей королевского гардероба. Кэт честно заслужила это звание. Когда-то она преподавала Елизавете первые уроки жизни. Кэт учила ее молиться перед сном. Вместе с Елизаветой она прошла все тяготы и лишения последних лет. Кэт добровольно последовала за ней в Тауэр. По сути, она заменила Елизавете мать, и молодая королева радовалась, что может отблагодарить свою добрую няньку. Было немного непривычно видеть скромную Кэт в богатых шелковых одеждах, но раз это не сон, значит прошлое с его ужасами и страданиями действительно осталось позади.

– Дамы, не будем терять время. Ее королевское величество ждет нашей помощи, – громко произнесла Кэт.

К ней сразу же устремились старшие и младшие фрейлины, горничные и служанки, чтобы переодеть королеву для вечернего обеда. Обед, естественно, предполагался скромным, поскольку двор пока что пребывал в трауре. Елизавете предстояло снова надеть черное платье, но на сей раз бархатное, с высоким кружевным жабо. Вполне приличествующий наряд. Кейт Ноллис принялась развязывать ленточки, скреплявшие рукава с корсетом. Когда она приехала в Хэтфилд, Елизавета обняла ее и расплакалась от радости. Отношения с Кейт были полной противоположностью отношений со сводной сестрой Марией. Мария любила Елизавету, когда та была совсем маленькой – просто потому, что обожала детей и всегда молилась, чтобы Бог помог ей стать матерью. Увы, все эти молитвы остались без ответа. А чем старше становилась Елизавета, тем ревнивее и раздражительнее становилась Мария… С Кейт будет очень хорошо. Тем более что в число фрейлин вошла и младшая дочь Кейт Летиция. Елизавете она доводилась двоюродной племянницей. Еще одно знакомое и тоже приятное лицо – Мэри Сидни, очаровательная сестра Роберта Дадли. Об обеих Елизавета была самого лестного мнения.

Единственной, кого Елизавета с радостью оставила бы за дверями своих внутренних покоев, была бледная, вечно хмурая Кэтрин Грей, чью сестру Джейн Мария отправила на плаху, обвинив в попытке узурпировать трон.

При воспоминании о Джейн в душе Елизаветы всегда пробуждались не самые приятные мысли. Их обеих тянуло к новой религии – протестантизму, – однако Джейн стала фанатичной протестанткой, за что и поплатилась жизнью. У нее был шанс уцелеть, обратившись в католичество. Но на все предложения Джейн упрямо отвечала «нет». Ей было всего семнадцать лет, когда палач отделил ее голову от тела. Елизавета всегда вспоминала об этом с содроганием и боялась (не без оснований), что следующей жертвой может оказаться она сама.

Елизавета сомневалась, сумела бы так же смело, как Джейн, вести себя на эшафоте, и от этой мысли неизменно портилось настроение. Кэтрин – младшая сестра Джейн – оказалась благоразумнее. Она без возражений вернулась к старой вере, и Мария обласкала Кэтрин, сделав ее своей камер-фрау. Теперь казалось логичным, что из соображений безопасности Кэтрин должна снова перейти в веру, в которой ее воспитали.