— Я хочу видеть девочек.

— Тебе посещения никто не запрещал. — Улыбаюсь ребятам у стойки, приветственно махнув рукой. — Созвонись с моей мамой, погуляете в парке все вместе, сходите на какой-нибудь мультик.

Прохожу через зал и, заметив одну из бывших любовниц, приобнимаю ее за талию. Однажды мы неплохо покувыркались.

— Марин, ты сейчас как? Свободна? — Красавица смущается. — Можем по городу прокатиться. Ты как? — подмигиваю, намекая на поездку в ближайший отель.

— Макар, — звенит она тонким смехом, — я тут вообще-то со своим парнем.

— Понял, не дурак, — демонстративно убираю руки, направляясь к выходу.

На улицу выхожу один. И, поёжившись от ветра, отмечаю, что к ночи сильно похолодало. Неплохо было бы надеть пиджак или ветровку. Зависнув взглядом над кронами деревьев, растущих вдоль проспекта, всматриваюсь в даль, где почти у самого горизонта горят огни ночного города.

Такси пока не подъехало и, взглянув на часы, мысленно тороплю желтую тачку с черными шашечками. Потому что, если моя Дашка, которой всего четыре годика, проснется, а меня не окажется дома, она станет реветь.

Мать не сможет ее успокоить.

Варя

Аккуратно снимаю обувь, чтобы не ударить каблуком и не создать лишний шум. Даже дышать стараюсь потише. Свет не включаю и ручку двери опускаю медленно-медленно, почти беззвучно.

Но в середине коридора всё равно наступаю на скрипучую половицу, и восьмимесячная племянница реагирует на звук, как сигнализация с автозапуском.

— Нельзя поаккуратнее, Грета Гарбо? — пробегает мимо меня взлохмаченная старшая сестра, одетая в какую-то совершенно дикую ночную рубашку в цветочек, хватает на руки Злату, которая орет так, будто ей прищемили ручки и ножки сразу.

От детского крика сердце обливается кровью, и я сразу же вспоминаю собственных дочерей. Мне очень стыдно, что я перебудила весь дом. Прижимаю туфли к груди. Мимо меня, поправляя трусы-семейники и почесывая затылок, проходит зять, тут же спрыгивает с двухъярусной кровати старшая племянница и даже кот с истеричным мяуканьем бежит к своему лотку.

— Как прошла встреча с бывшим мужем? — покачивая малышку, ходит туда-сюда по кухне София.

Я рассказала ей, что планирую с ним увидеться, но, конечно же, не призналась, что Макар настолько безразличен ко мне, что ему даже разговаривать со мной неинтересно.

— Нормально, — подхожу к электрическому чайнику и нажимаю на кнопку.

Стеклянный кувшин начинает «бухтеть», а Злата гулить, присасываясь к груди моей сестры.

— Приватный танец не зашёл?

Никак не реагирую на усмешку. Мне и так больно, от равнодушия бывшего мужа в горле до сих пор стоит комок, когда-то он кричал на меня, а теперь ему настолько фиолетово, что и в лицо не смотрит. Пришлось импровизировать. А что мне делать, если по-другому Макар со мной даже разговаривать не желает?

— Сидела бы в Москве, чё сейчас-то принесло? — отодвигает меня муж сестры от холодильника, заставляя прижаться к подоконнику.

Я ставлю чашку на стол и ухожу в ванную комнату, за дверью слышу Софию.

— Ну вот тебе-то какое дело? Спал бы в своей берлоге, чё выперся? Как с ребенком посидеть, так тебя нету, а тут пришел советы давать.

— А чё ты защищаешь эту кукушку? Я, например, Макара понимаю, бросила детей и свалила хер знает куда. Славы ей захотелось, ну вот пусть воет сидит. Я бы никогда её не простил, никогда!

— Ой, етит твою мать, тебя-то кто спрашивает, папаша года?! Пива нажраться и в телек пялить.

— Кукушка и есть кукушка. Мужик за детьми смотрит, а баба со сцены стишки читает.

— Ой, да что ты понимаешь? Иди отсюда!

Дальше я уже ничего не слышу. Зажимаю уши руками и закрываю глаза, сидя на маленьком влажном коврике в ванной. По щекам текут слёзы. Я всё знаю сама. Моя рваная душа заслужила каждое гадкое слово зятя. Мне едва исполнилось восемнадцать, когда я увидела Макара. Невероятно взрослого и очень красивого. Он старше меня на десять лет и гораздо опытнее. Будучи совсем ещё девчонкой, я просто таяла, когда он хриплым глубоким голосом произносил моё имя. Умнее и интереснее моих сверстников, он произвел на меня невероятно сильное впечатление.

Не ищу себе оправдания, просто так было на самом деле. Мы ставили «Вишневый сад», я играла Аню — дочь Раневской, мне нравились мои реплики. На сцене местного ДК я ощущала себя живой, яркой и дико талантливой. Макар приводил младшего брата на кружок моделирования и оставался в зале. Он сидел, положив руки на спинку впередистоящего кресла, и просто смотрел, а я играла для него одного.

Мы занялись любовью на первом же свидании. Превратившись в кусочек расплавленного шоколада, я позволила будущему мужу абсолютно всё. Ему нравилась моя юность, нравился азарт, с которым я принялась изучать его тело, а мне — его сила, мощь и страсть. Он, конечно же, был моим первым, и я отдавалась ему с невероятной любовью и нежностью. Это было настоящее безумие, мы сходили друг по другу с ума, мы проводили множество часов абсолютно голые и потные, счастливые и одуревшие в объятьях друг друга. Тогда я думала, что Машка появилась у нас случайно, теперь же уверена — Макар сделал всё, чтобы я никуда не делась. Я так часто рассказывала ему о своих мечтах и Москве…

Но я любила его, я так сильно его любила, при этом по-прежнему мечтала поступить в театральное. Ещё в школе я чувствовала себя актрисой, видела себя в свете софитов, учила стихи и выступала со сцены, участвуя во всех подряд мероприятиях. Я думала — во мне есть нечто особенное.

Макару эта идея казалась глупой и бессмысленной. Он радовался, как же сильно он торжествовал, когда оказалось, что я беременна. Он сразу же сделал предложение, а я… я дико испугалась. Ведь ребёнок казался мне концом света. Я ничего не знала о детях. Я была такой юной, сама была ребенком. Глупой, безмозглой, витающей в облаках и мечтах дурочкой. Считала себя особенной, талантливой и достойной чего-то высокого, яркого, недостижимого обычным людям. Видела себя получающей награды, в моих фантазиях мне аплодировали, меня встречали люди с цветами, восхищаясь моим талантом. По факту, заделав мне Машку, Макар привязал меня к себе, желая на корню убить идиотские фантазии на тему театральных подмостков. Ему было двадцать восемь, семейная жизнь его совсем не пугала.

А мне было плохо, одиноко, словно меня лишили чего-то важного и интересного в жизни. Всё, что я видела — это орущая дочурка и её испачканные пел?нки. Ребенок был беспокойным, я не могла даже толком выйти из дома, помыть голову или спокойно сходить в туалет. Макар в это время строил свою фирму. Мне надо было быть умнее и чаще молчать, но я срывалась на нём. Ждала его с работы, чтобы поругаться.

Я была слишком молодой для такого испытания! Сама была ребёнком. Вскоре стало немного легче. Мы продержались два года и вроде бы всё стало лучше, я начала готовиться к поступлению. Местные преподаватели, как один твердили, что у меня талант. По-прежнему мечтала о Москве, я хотела учиться в театральном училище. Мне нужны были все эти декорации, пыль сцены, кулисы, парики, душераздирающие крики и миниатюры. Это было мечтой всей моей жизни.