Если бы я выехала минутой раньше, то моя жизнь протекала бы в стандартном ключе. Я бы вернулась в университет, получила бы вышку. Возможно, даже вышла за Илью. Мы бы родили ребенка, ездили к родителям по средам и ели рыбу по четвергам. По пятницам он встречался бы с мужиками, а я долго говорила по телефону с подругой, жалуясь на ребенка, мужа и женскую неудовлетворенность. В субботу мы бы отсыпались и ругались. Иногда сильно, иногда по мелочам. Как у всех.

Так бы я и жила, с мыслями, что все так живут, а кто говорит по-другому – врёт или перечитал любовных романов. У меня было бы так же, если бы я съехала со склона хоть минутой раньше.

Но я не познала бы любовь. Сильную, невероятную, от которой сердце горит и ум с ним в сговоре. Зато и боль не познала бы, от которой сердце разрывается на куски, а разум… сердцу ведь, не объяснишь…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Секунда, и я уже не лечу, как птица, а качусь, как мешок! В меня врезались! Врезался! Вот ведь! Тот самый… ровнозубый…

Лежу на спине, боясь пошевелиться. Есть опасения, что, если пошевелюсь — снова покачусь. А он, тот мужчина из кафе, возвышается надо мной:

— Ушиблась, летчица? — отстегивает свои, а следом, и мои лыжи, тянет ко мне руки, помогая подняться. — Эй, язык что ли, при падении откусила? — Шлема на нем нет, только очки, которые он снял и сунул во внутренний карман куртки. А вот мой шлем он аккуратно стягивает, и по прищуренным глазам я понимаю, что Марк меня узнал. И улыбка. Во все его ровные тридцать два.

— Вам еще и смешно? А мне вот ни капельки! — закусываю губу и жмурюсь, чтобы не показать слез.

— Чем ударилась? Говори, где болит? — сейчас он серьезен, смотрит обеспокоенно.

— Нога, — делаю шаг и некрасиво взвизгиваю, снова приземлившись на заснеженную землю, — Вывернула, похоже… — Мою лодыжку будто тысячи иголок прокалывают.

— Держи, — в моих руках оказываются наши лыжи. Тяжёленькие… — А теперь иди-ка сюда. — Он поспешил подхватить меня на руки, а вот объяснить, что происходит нет!

— Но я живу в другой стороне…— изумлённо киваю за его спину.

— Это довольно далеко. Мой отель находится ближе.

Марк нес меня метров сто, до самой гостиницы, словно я да лыжи совсем ничего не весим.

Было так неловко, что хотелось вырваться. Ну или попросить поставить меня на землю, однако мой мозг ещё что-то, да соображал. Вот начну я возмущаться, поставит он меня на ноги, а дальше? Разве что ждать следующего, жаждущего поносить меня на руках мужика. И сколько тут таких бродит?

Чёрт, ну куда меня занесло-то!? Всего один вечер отдыха остался!

— Сейчас-сейчас. Потерпи, нужно врачу показаться, — говорит он спокойно, пересекая со мной на руках большой холл отеля.

Со всех ног к нам уже несется администратор, а мужчина кивком головы подзывает носильщика, который и забирает у меня лыжи.

— Доктор сейчас подойдет, — переводит он слова симпатичной девушки в фирменной униформе, которая сверлит меня взглядом.

— Я знаю английский, — хмыкаю я, а он ухмыляется. — I really know (я действительно знаю), — зачем-то говорю, когда мы выходим из лифта, поднявшись на нужный этаж.

— You don't need to prove anything, honey. (Тебе ненужно ничего доказывать, дорогая), — шепчет мне на ухо, и я судорожно сглатываю, — а теперь достань ключ, Тая. Он в левом внутреннем кармане моей куртки.

Смотрю на него во все глаза «Кто носит с собой ключ от номера!? Зачем человеку рецепция?» Но вовремя прикусываю язык, он же мне помогает.

Сейчас я понимаю и заявляю со всей ответственностью: я бы с легкостью постояла на одной ноге, пока он открывал эту чертову дверь. Но находясь там, в его руках, я до этого попросту не додумалась. И корить себя за это не хочу. В конце концов, он не делал ничего плохого. Он нес меня в номер, чтобы дождаться доктора…

Лгать самой себе, наверное, плохая идея. Мне было спокойно. Его уверенность каким-то образом наполняла меня и, несмотря на пульсирующую боль в ноге, мне было хорошо.

Расстегиваю его лыжную куртку и прохожусь кончиками пальцев по телу, облаченное в термокофту. Не поднимаю на него глаза, но взгляд ощущаю.

Я с одним мужиком разобраться не могу, а тут вот, здрасьте, второй! Красивый, заботливый! Ну как заботливый… снегом не прикопал, в отель доставил, врача вызвал — это ведь забота?

Он едва ли не снес меня с холма, а я таю! Дурацкая ситуация!

Марк входит в номер, а я думаю о том, как обрадуется Илья, когда узнает, что я облажалась.

«Я же говорил, её не следует никуда отпускать одну», — пафосно скажет он, стоя в кабинете родительского дома.

«Да, я чересчур много ей позволил», — согласится отец.

Всего чуть-чуть! Какой-то вечер мне следовало провести спокойно и никуда не вляпаться! И я не справилась.

Представила, как звоню маме, рассказываю о последнем дне отдыха… А когда узнает отец… Господи! Невольно охаю, закрывая лицо ладонями.

— Боль не утихает? — спрашивает Марк, неправильно восприняв мой возглас. Он усаживает меня в кресло гостиной. Оглянувшись, понимаю, что шкаф с верхней одеждой мы прошли, а я и не заметила.

— Нет, мне уже полегче. Я очень признательна Вам за помощь, но мне вообще- то уже пора, — говорю как можно увереннее.

— Давай сейчас дождёмся врача, а там решим, что делать дальше. Возможно, понадобиться ехать в больницу.

Растерявшись, киваю. В его обществе приятно, а вот в больницу не хочется. Может, с ногой ничего серьезного и никто не узнает?

— Помочь тебе раздеться? — спрашивает мужчина, подходя ближе.

Вопрос, судя по всему, риторический, потому что Марк присаживается передо мной на корточки и начинает расстегивать мою куртку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍