Частный дом (точнее, полдома), в котором жил Степа, помещался на улице Гороховой — тихой зеленой улочке. Как горошины в стручке, в ней вместились два ряда одноэтажных, редко двухэтажных домов. Некоторые из них были построены лет шестьдесят назад, после войны, а какие-то — и сто лет назад. Крашенные в вишневый, голубой, серый, желтый цвет домики выглядывали из-за заборов, из-за кустов малины и жасмина, из-за кудлатых грушевых и яблоневых деревьев. На тропинке клевали жучков две курицы, по асфальтовой дороге ехал мужик на велосипеде. Юли, конечно, уже не было видно.

Степа побежал с коляской налево. Дорога к музею Юли простая — по Гороховой налево, на улицу Льва Толстого, а по ней до проспекта.

Заложив лихой вираж коляской на углу, он свернул на Льва Толстого. Юли и тут было не видать, но, наверное, она ушла дальше, сейчас догоним… Льва Толстого была довольно широкой двухполосной улицей с несколькими перекрестками. Приговаривая Ясе «сейчас-сейчас», Степа добежал до следующего перекрестка. Пришлось подождать, пока проедет вереница длинных темных машин-катафалков.

В появлении катафалков не было ничего удивительного, так как порядочная часть Льва Толстого граничила со старым кладбищем, на котором начали хоронить еще триста лет назад, а сейчас время от времени подхоранивали наиболее удачливых покойников на участки к родственникам.

Степа с Ясей перелетели перекресток — литые пластиковые колеса коляски прогрохотали на бордюрах, и Яся довольно взвизгнул — и помчались вдоль кирпичной, крашенной в красный и выцветшей до розового кладбищенской стены. Столетние тополя лили из-за стены густую прохладную тень на головы прохожих. На правой стороне улицы деревянные домики сменились солидными зданиями в три и четыре этажа.

Впереди тротуар перегородила похоронная процессия — в ворота кладбища вносили гроб, щедро украшенный растрепанными цветами; наверное, несли отпевать в Вознесенскую церковь — бело-голубой одноглавый храм, стоявший на старом кладбище недалеко от входа, звон от его колокольни легко долетал до Степиного дома.

Процессия втянулась в ворота и освободила путь, а также освободила вид. Казалось бы, уж за ней-то должна была обнаружиться фигурка Юли в зеленом жакете. Но почему-то до самого конца улицы ее было не видать… Ах, нет! На дальнем светофоре, на углу с проспектом, мелькнула, выдвинувшись на секунду из-за группы прохожих.

Степа припустил быстрее. Из проезжавшей с опущенными стеклами «тойоты» разносилась громовая «умца-умца», впечатываясь в уши всех застигнутых на улице. Ветер швырнул Степе в лицо неопознанную мелкую шелуху. Коляска дребезжала колесами, люди удивленно посматривали на отца с ребенком, развившего гоночную скорость. Навстречу шкандыбала толстая старуха с продуктовой сумкой-тележкой, Степа вильнул, уклоняясь от нее, но старуха зачем-то тоже вильнула — бзынь! — тележка и коляска соприкоснулись и сцепились колесами. Степа чертыхнулся, а Яся от таких кульбитов вскрикнул и заплакал.

— Быстрый, не надо! Тише, тише, малыш! — гладил он Ясю, но тот не унимался.

Под вопли Яси и ругательства старухи Степа расцепил их колесные средства и скорей потащил Ясю дальше.

— Чем же, чем тебя успокоить? — Степа забежал вперед и покатил коляску, пятясь задом и корча для Яси разнообразные смешные рожи. Скорость снизилась, зато сын стал успокаиваться.

— А я играю! На гармошке… — Чтоб закрепить успех, Степа запел первую пришедшую ему в голову песню. Прохожие смотрели на это шапито и улыбались.

Успокоив Степаныча, он побежал нормальной рысцой, лицом вперед и выскочил на перекресток с проспектом Мира. По главному проспекту города Домска ехали автомобили, троллейбусы, грузовики и мопеды. Казалось удивительным, что от этой гудящей артерии всего пятнадцать минут хода до тишайшей Гороховой улицы. Тротуары были полны людей, спешащих на работу. Где же беглая мать?

Метрах в тридцати впереди, у троллейбусной остановки, из-за газетного киоска показалось зеленое плечо, темно-шоколадное каре над ним.

Степа с коляской перебежал по зебре и устремился к киоску. Его обогнал троллейбус, шедший к Соборной площади — там стоял музей Юли. Народ на остановке кучно двинулся к краю тротуара.

— Юля! Юля, не уезжай!

Он успел, он докатил до остановки и уже протянул руку к спине в зеленом жакете — и тут понял, что эта спина гораздо шире, чем надо.

— Подожди, — машинально произнес Степа.

Несколько человек из толпы оглянулись на него, в том числе женщина в зеленом — незнакомая тетка с утиным носом. Степа потерянно молчал. Троллейбус всосал в свои двери всех, кто хотел уехать, и отбыл.

— М-да… Сам во всем я виноват, потому что простоват, — пробормотал Степа строчку из забытой сказки. — И что теперь прикажете делать?

Он нашарил в кармане какую-то мягкую тряпочку и вытер ею вспотевший лоб. Стоявшие по соседству подростки прыснули и разразились ослиным ржанием, и Степа догадался посмотреть, что у него в руке: розовые кружевные трусы. В сердцах Степан бросил их в урну и покатил куда глаза глядят.

Непонятно, куда делась Юля, как она успела так быстро промчаться по улицам… Да этой ли дорогой она пошла? Понятно, что на работу надо было идти именно так, но если она отправилась не на работу… а куда же? Впрочем, какая разница куда! Позвонить ей немедленно и… Степа снова полез в карман и вспомнил, что конечно же оставил мобильный дома.

Он присел перед Ясей на корточки.

— Мы сейчас потопаем домой, Степаныч. Не спеша. Я позвоню на работу, да. Скажу, что задерживаюсь. Потому что понедельник начался не с той ноги, угу, с какой-то совсем левой ноги. Такой план: идем домой, а тем временем твоя мама приходит в чувство. Она вернется. Если сама не вернется, то мы ей позвоним и скажем: ата-та! Ата-та! И пальцем погрозим. Тогда она точно придет в чувство. Вот так, Быстрый. Договорились? Такой план.

Город Домск расположен не близко, но и не слишком далеко от обеих столиц: часов за пять можно доехать до Москвы и до Петербурга. Как в каждом областном центре, здесь есть памятник Ленину, уродливое кубическое здание бывшего обкома, а ныне городской администрации, свой университет, большой стадион, парк и несколько заводов. Как во многих старинных городах России, здесь сохранился кремль — пятисотлетняя крепость, из-за стен которой выглядывают золотые и серебряные купола. А еще в Домске есть река главная — Межа, впадающая в нее узкая Волховка, масса достопримечательностей (если верить гидам), собственный драматический театр, а еще музыкальный театр, прекрасный художественный музей и бронзовый памятник сахарной голове — потому что давным-давно в этом городе делались состояния на сахаре и сластях. Центральные улицы обсажены липами, тополями и каштанами, в их тени весьма приятно прогуливаться жарким летом. На окраинах есть места, куда одинокому прохожему по вечерам заглядывать не рекомендуется, и не только потому, что битые бутылки и использованные шприцы портят вид тротуара. Впрочем, такие районы есть, наверное, почти в каждом городе.