Например, Ж.Клемансо в издаваемой им газете «Ом аншенэ» называл Керенского «человеком с государственным мышлением»[11].

Среди приходящих новостей с Восточного фронта редакторам газетных изданий удавалось находить известия об успехах русских войск, которые тут же появлялись в передовицах, написанных в оптимистических тонах: «Русские успешно наступают на Восточном фронте», «Русские взяли 2000 пленных и 30 орудий»[12]. Газеты уверяли читателя, что, несмотря на активную антивоенную пропаганду большевиков, «русский народ един как никогда и теснит немцев». Социалистическая «Юманите» подчеркивала единство революционных сил и важную роль русской армии в борьбе против врагов Антанты. По уверениям французских социалистов, «Русская революция ведет войну героически. Они [русские – Н.Н.] сражаются вместе с нами, оказывают мощную военную помощь, чем сеют раздор в центральных империях. Русская революция ведет войну за справедливый мир, она поднялась против агрессивного империализма, откуда бы он ни происходил»[13].

В Петрограде тем временем начались антиправительственные демонстрации. В июле вооруженные солдаты, матросы и рабочие вышли на улицы с плакатами: «Долой 10 министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!». В общей сложности в демонстрациях участвовало 500 тыс. человек, в том числе большевики и сочувствовавшие им воинские части. Они захватили Петропавловскую крепость, ворвались в Таврический дворец (где размещался Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов), схватили лидера эсеров, министра земледелия В.М. Чернова; между демонстрантами и войсками происходили перестрелки[14]. Россия погружается в полную анархию, и её уже ничем не удержишь[15]– такие настроения царили во французском политическом классе летом 1817 г.

Информация об антиправительственных демонстрациях доходила до французской общественности с запозданием. Комментируя июльские события 1917 г. вслед за официальной версией Временного правительства, французская пресса обвиняла «максималистов» (так тогда во Франции называли большевиков) в «подстрекательстве» к мятежу в пользу Германии и отмечала «успех пропаганды Ленина и его сообщников»[16]. Буржуазные газеты говорили о Ленине исключительно как об агенте Германии[17]. Вот показательный отрывок из правоцентристской газеты «Фигаро» от 27 июля 1917 г.: «Именно империя, исподтишка отравленная Германией, собственными руками создала революцию. Именно революция, открыто отравленная Германией, создала анархию. Несчастная Россия, несчастный народ, несчастная армия. Увы! Немцы замыслили свой адский план так, чтобы нанести двойной удар: устроить восстание в Петрограде и мятежи на фронте! «Правда» в течение трех месяцев безнаказанно изливает на Россию и армию поток по 500 000 [агитационных – Н.Н.] листков в день. Бурцев [российский публицист, выступавший после июльских событий с резкой критикой большевиков, которых он обвинял в шпионаже в пользу Германии – Н.Н.] опубликовал первый список агентов, нанятых Германией, с Лениным, Троцким и Зиновьевым во главе»[18]. Несколькими днями позже та же газета написала: «Исполнительный комитет, прозрев, заявляет, что вся революционная демократия требует, чтобы группа большевиков, обвиняемая в организации беспорядков, подталкивающая к восстанию и получающая деньги из Германии, была предана публичному суду. Абсолютно недопустимо, что Ленин и Зиновьев не пойманы! Это не Вильгельм с немцами, австрийцами и турками добились победы в Галиции [в июле 1917 г. – Н.Н.]. Это сделали Ленин и ‘’Правда’’!»[19]. Прибывший в середине июля 1917 г. в Петроград новый представитель французского правительства Ж. Нуланс не сомневался, что большевики играют в революции роль «троянского коня» Германии и договариваться с ними бесполезно: «Что-то ожидать от большевиков, попытаться вступить с ними в переговоры, считать, что их можно привлечь к нашему делу – пустые надежды»[20].

Политическая элита Франции больше не питала иллюзий в отношении способности правительства Керенского добиться «внутреннего мира» и продолжить войну. «В России события развиваются от плохого к худшему: там грядет полная катастрофа», – писал в 20-х числах июля французский посол в Лондоне П. Камбон, хорошо осведомленный о происходившем в России[21]. «Помощь России отпала окончательно, это почти не вызывало сомнений, – вспоминал в мемуарах П.Пенлеве, председатель Совета министров Третьей республики. – … В 1917 году русский фронт, даже оставаясь неподвижным, препятствовал наступлению неприятеля …Обессиленная Россия могла выйти из строя раньше, чем Америка сумела бы принять реальное участие в войне. Эта перспектива беспокоила [французское – Н.Н.] правительство, и некоторые члены склонялись к тому, чтобы назначить генеральное наступление в более или менее недалеком будущем. Этим нетерпеливым коллегам генерал Петэн [главнокомандующий французской армией – Н.Н.] бесстрастно отвечал своей привычной формулой: «Я жду американцев и танки»[22].

Возможность выхода России из войны вносила неопределенность в планы командования союзников. На её смену требовалось в короткие сроки доставить свежие и боеспособные американские войска. В своей записке представителям союзных правительств 26 июля 1917 года французский маршал (тогда генерал) Фердинанд Фош отмечал: «В случае отпадения России союзники все же были бы в состоянии собрать необходимые силы, чтобы оказать сопротивление натиску противника до того времени, когда Америка сможет выставить на фронт достаточное количество войск для восстановления положения»[23].

Исходя из получаемой информации, ставка в стабилизации ситуации по-прежнему делалась на главу Временного правительства Керенского, однако даже французские газеты к осени 1917 г. стали сомневаться, что он контролирует ситуацию и отдаёт себе полный отчет в том, как развиваются события в России. Появление на арене генерала Корнилова в августе 1917 года и возможность захвата им власти несколько обнадёжили французское руководство, которое связывало с его именем возрождение русской армии.

Во французской прессе корниловский мятеж вызвал живую реакцию. Ведущие буржуазные издания опубликовали содержание телеграммы Корнилова к русскому народу[24], составленную в ответ на приказ Керенского снять его с должности главнокомандующего русской армии, а «Юманите» – её полный текст[25]. «Корнилов против Керенского», «Керенский сместил Корнилова», «Корнилов двинулся на Петроград!», «Политический кризис в России!», «Петроград в осадном положении!», «Керенский установил директорию» – пестрили заголовки статей. Журналисты «Юманите» склонялись к тому, что Корнилов – контрреволюционер. «Каковы же его цели? Хочет ли он вернуть Романовых? Желает ли он установления собственной власти?

Может быть, он встал на сторону военной силы без далеко идущих политических планов? Сведения недостаточные, слишком неясные, чтобы делать выводы»[26], – признавалась социалистическая «Юманите». В сложившихся обстоятельствах политическое состояние России французские журналисты называли не иначе, как анархией. Газета «Фигаро», более расположенная к Корнилову, предлагала читателю ознакомиться с биографией этого «энергичного, прекрасно сложенного, образованного» человека, чтобы самим разобраться в мотивах его поведения [27]. Никаких политических оценок происходящему газета не давала. В тот день, когда вышла эта статья, 14 сентября, корниловский мятеж в России был уже подавлен. «О полном поражении сообщают все депеши из Петрограда»[28], – отмечала «Фигаро» на следующий день.

Проправительственная газета «Пти паризьен» 19 сентября напечатала речь нового председателя Совета министров П.Пенлеве,