Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, сколько старших сестер стали проявлять неожиданное желание забрать младших из школы. Сколько выпускниц краснели и опускали глаза, встречаясь с ним в коридоре. Он не был красив, но было в нем что-то особенное. Глаза, выдающие что-то такое, что редко встретишь в глазах обитателей этой горной местности, ставшей домом для многих поколений, сурово обветривая их сердца и души. Что-то неуловимо знакомое было в этих глазах. Но сколько ни мучились жители села, так и не смогли вспомнить. Только два человека увидели эту схожесть, граничащую с родственной идентичностью, -Симбад и Сируш. Им хватило одного взгляда, чтобы все понять и тут же приложить усилия, чтобы похоронить и мысли, и чувства. Но если бы можно было вот так распоряжаться порывами души и зовом сердца, если бы было можно…
То чувство, что невольно зарождалось в сердце у Сируш, пугало ее не меньше, чем побои мужа. Пугало своей силой и ощущением безысходности. Чувство, которому она не могла противостоять, которое обещало смести все на своем пути, в том числе пусть и глухое, но привычное болотистое постоянство. Несмотря на безразличие мужа к Сируш, как к живому существу, он начал подозрительно приглядываться к ней, буквально нюхая воздух, как хищник, чующий опасность за версту. Как любой самец, он был рьяным собственником и охранял даже то, что ему было особо не нужно. Это было для него вопросом чести собственного эго, а его эго было центром его же вселенной. Единственной отрадой для Сируш было то, что муж все чаще спал на кушетке на террасе, и можно было расслабиться и выдохнуть, погрузившись в короткое забытье с мечтами о сказочных городах и странах. Она представляла, как гуляет по волшебному саду, напоенному сладкими ароматами цветущих деревьев. Или бродит по красочному базару, перебирая волшебные ткани, вкушая ароматные яства и наблюдая за людьми со всего мира, не скрывая улыбки на лице.
Эта фантазия спасала ее от тяжелых мыслей и уносила подальше от реальности. Фантазия плавно перетекала в сон, дарящий сладкий привкус во рту, как в детстве. Но теперь и этого острова безопасности у нее не осталось. Глубоко внутри нее зародилось чувство, там, где давно был спрятан уголек. И это чувство разжигало его в огонь, скрывать и сдерживать который было все тяжелее. И если в течение дня тяжелый домашний труд еще как-то отвлекал Сируш от мыслей, то, когда она ложилась в постель, уже было невозможно сопротивляться своим чувствам и мыслям, обретающим физическое выражение ее состояния. Она то мерзла, как в сырые зимние ночи, то горела, как в лихорадке, не в силах противостоять тому, что было для нее смыслом всей жизни -любви. Любви, без которой ее жизнь стала словно застиранная серая простыня. Знаете, как бывает, вроде бы постелено чистое постельное белье, а ложиться и спать тошно…как будто впитываешь всю грязь, которую не удалось смыть. И вдыхать глубоко не хочется, дабы не пропитаться невидимым смрадом. А хочется вскочить, вымыться и убежать, туда, где свежий воздух, и хруст крахмала, и солнечный зайчик в окне, и невольная улыбка дает начало новому счастливому дню. А в груди просыпается солнце, согревая лучами каждую клеточку твоего тела. И хочется броситься в объятья этого мира и заключить этот мир в свои объятья. Сируш становилось страшно от того, что она точно понимала, что ее чувство – это не способ забыть о боли и разочаровании, это то единственное чувство, которое ищет каждая душа, проходя сквозь жизни и миры. Можно сбиться с пути, потерять дорогу к той единственной душе, что есть не часть тебя, а ты сам. Но пока не найдешь, тебя не покинет ощущение того, что не хватает одной главной составляющей, даже если грешно жаловаться на свою судьбу.
Так они оба, Сируш и Симбад, понимали, что происходит с ними, но не могли найти выход. И каждый в своей бессоннице прокручивал миллион мыслей и забывался лишь под утро тяжелым вязким сном, не приносящим ни отдых, ни спасение. Но уголек, живущий в их сердцах, разгорался все сильнее, даже без дров и прочей атрибутики, необходимой там, где нет истинного чувства.
Ей казалось, что ее чувство видят все, что не заметить его невозможно. Пытаясь скрыть его, она почти перестала выходить из дома. Но совсем отказаться от прогулок в школу не смогла. Не смогла отнять у себя едва ли не единственный кусочек желаемой реальности. Вся ее жизнь казалась ей сюрреализмом, не прекращающимся, глупым и жестоким сном. Лишь дочери были для нее отрадой и не давали сойти с ума. Сируш никак не могла понять, поверить и принять ту реальность, в которой она жила. И как любому человеку, заточенному в одиночную камеру, хочется убедиться, что он еще жив, так и наша Сируш терпела разряды электрического тока от встреч с глазами учителя, пронизывающие все ее тело и доказывающие, что она все еще жива.
Бывает, проживешь с человеком много лет, и ничего не сумеешь до него донести, натыкаясь на непреодолимую полярность. Это можно сравнить с попыткой объяснить слепому от рождения человеку, как выглядит красный цвет. Ты сам все видишь и понимаешь, для тебя это очевидно настолько, что ты никак не можешь подобрать слова, не понимая, как объяснить то, что невозможно не чувствовать кожей. Но бывают люди, которым вообще ничего не надо объяснять. От которых ничего невозможно скрыть. Достаточно просто дышать. Просто быть. Просто существовать. И расстояние для них -лишь