Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эви не отрывая глаз смотрела на выдавленные серебряные буквы на холодной белой карточке, пробегая по имени короткими пальцами в чернильных пятнах. Она слышала, как колокола Большой церкви Святой Марии отбили половину четвертого. Стоя там в шерстяном пальто, она чувствовала холодный сквозняк, забирающийся в комнату сквозь оставленное открытым окно. Портфель свисал со своего одинокого крючка, письмо от матери оставалось лежать неоткрытым на полу. Она вслушалась, как по-прежнему разносится эхом в голове «с я-зы-ком», затем глубоко вздохнула со всей твердостью и уверенностью, которые могла найти.
Она не поедет домой. Она не будет оглядываться.
Глава первая
Правило № 17
Чай должно исправно подавать четыре раза в день.
– Тиран зовет.
Грейс подняла глаза от своего стола в задней части магазина. Здесь она властвовала надо всем тем, что сотрудники магазина называли депешами: стопками писем, запросов, рекламных объявлений, журналов, газет, визиток, каталогов, объявлений, приглашений и прочих мимолетных бумажек, которые держали «Книги Блумсбери» в торговом контакте с окружающим миром.
Ее коллега Вивьен стояла в дверях, покачивая чайником в правой руке. Было утро понедельника, а в первый день недели Вивьен всегда была на одиннадцатичасовом дежурстве.
– А пробки опять выбило. – Она скорчила рожу. – Ты знаешь, что они не могут функционировать без чая. Тиран сегодня в особом настроении.
У Тирана было имя, но Вивьен отказывалась использовать его в частных разговорах, и Грейс часто замечала, что поступает так же – всего лишь один пример того, как она перенимала отношение Вивьен к работе. Грейс встала и сложила бумаги в аккуратную стопку перед собой.
– Если он когда-нибудь услышит, что ты его так зовешь…
– Он не сможет. Он не в состоянии услышать ничего, кроме звука собственного голоса.
Грейс покачала головой и проглотила усмешку. Они обе работали в магазине с конца войны, и дружба с Вивьен была весомой причиной оставаться. Она и еще зарплата, конечно. И тот факт, что безработный муж не мог корить ее за заработки. И время, проведенное вдали от требовательных мальчишек. И страх внезапных перемен. В итоге получалось, что причин, по которым она оставалась, было изрядно. Она не была полностью уверена, почему оставалась Вивьен.
– Даттон еще не пришел? – спросила Вивьен, кидая взгляд мимо Грейс на пустой кабинет позади.
Герберт Даттон, давно уже главный управляющий магазином, так и не получил от Вивьен прозвища, тем более ласкового. Его не было смысла ограничивать стереотипами, когда он прекрасно справлялся с этим сам.
– Он у врача.
– Снова?
Вивьен приподняла обе брови, но Грейс в ответ только пожала плечами. Будучи единственными сотрудницами женского пола в «Книгах Блумсбери», Грейс и Вивьен отточили искусство бессловесного диалога, часто общаясь исключительно поднятой бровью, оттянутой мочкой уха или едва заметным жестом рукой.
Вивьен устроила чайник на ближайшей картотеке, и женщины без слов направились в подвал. Когда они вместе шагали по коридорам магазина, одинаковый рост и подогнанная по фигуре одежда придавали им дух неукротимости, от которого шарахались все сотрудники-мужчины. Обе они были необычайно высоки ростом, хоть и разного телосложения. У Грейс были широкие плечи, не нуждавшиеся в столь модных дополнительных накладках, открытое, ненакрашенное лицо кровь с молоком – единственное, что досталось в наследство от семьи, поколениями возделывавшей холмы Йоркшира. Она одевалась в простой манере, подчеркивающей рост: строгие линии военного кроя жакетов и юбки-карандаши с туфлями на низком каблуке для удобства ходьбы. Самой нежной ее чертой были спокойные серые глаза и тонкие каштановые волосы с одним только намеком на рыжинку, которые она всегда аккуратно закалывала у основания шеи.
Вивьен, напротив, была угловатой и худощавой, подобно газели, и столь же склонной к порывистости от нервов или раздражения. Она предпочитала одеваться в облегающий монохромный черный – чаще всего в тесные шерстяные юбки и свитера, украшенные привлекающей взгляды аметистовой брошью Викторианской эпохи, единственным наследством от любимой бабушки. Лицо Вивьен всегда было накрашено драматично, даже угрожающе – в чем и был смысл: она производила впечатление абсолютного самоконтроля и тем самым успешно держала всех остальных на расстоянии.
На пути в подвал они прошли мимо стеклянных окон кабинета мистера Даттона, который был одновременно главным управляющим магазином и самым старым его сотрудником. Чтобы пробраться к задней лестнице, которую Вивьен называла Via Inferno[1], им нужно было протиснуться мимо высящихся коробок книг, которые ежедневно доставлялись от различных издателей, аукционов, обанкротившихся компаний и распродаж имущества по всей центральной Англии и вне ее пределов. Оборот магазина в среднем превышал пять сотен книг в неделю, поэтому требовалось достойное и частое пополнение товара из всех этих источников.
Неисправный электрощиток был в подсобном помещении, соседствующем с редко посещаемым Отделом науки и естествознания. Весь подвальный этаж был не по сезону теплым и влажным из-за негодной работы довоенного бойлера. Сквозь открытую дверь подсобного помещения Грейс и Вивьен были видны маленькие, в тонкой металлической оправе очки и безмятежный лоб мистера Эшвина Рамасвами, главы Научного отдела и его единственного сотрудника, – они виднелись над столом, где он всегда сидел за собственными стопками книг.
– Он сегодня хоть слово проронил? – почти прошептала Вивьен, и Грейс покачала головой. Мистер Рамасвами был печально известен тем, что держался в магазине наособицу, что сделать было нетрудно, учитывая, как редко его отдел видел посетителей. Подземная коллекция книг по биологии, химии и другим наукам находилась там по меньшей мере со времен Дарвина, но оставалась самой позабытой и наименее прибыльной в магазине.
Натуралист и энтомолог Эш Рамасвами будто бы не жалел о своем одиночестве. Вместо этого большую часть дня он проводил за организацией книг, к зависти прочих глав отделов, либо изучал через микроскоп слайды с насекомыми, хранившиеся в плоской деревянной коробке на его столе. Это были создания его родины, штата Мадрас на юго-востоке Индии. Покойный отец Эша, тамильский брахман, был высокопоставленным чиновником в британском колониальном правительстве, который всегда поощрял мысли сына о возможностях, которые предложила бы жизнь в Великобритании. Эш эмигрировал после войны в надежде получить должность в лондонском Музее естествознания. Будучи