Леди Сара, отвечая на вопрос Оливии, сказала:

— Нашему благородному маркизу пойдет на пользу слегка поостыть. Он должен был приехать ко мне по меньшей мере три недели назад, но заставил меня ждать. Теперь я поступлю с ним так же.

— Но, дорогая Сара, разумно ли это? — возразила Оливия. — В конце концов, он такой важный джентльмен, лично я в его присутствии всегда робею. Как ты можешь быть абсолютно уверена, что он собирается просить твоей руки?

— Вздор! — самоуверенно бросила Сара. — Маркиз приехал именно ради этого, и я считаю оскорбительным для себя, что он так долго тянул с предложением.

Помолчав немного, она добавила снисходительно:

— В конце концов, Оливия, как тебе прекрасно известно, во всем Лондоне никто не может сравниться со мной красотой, и в доказательство тому я могу привести десятки писем со стихами и комплиментами поклонников.

— Ну конечно, дорогая, — согласилась Оливия. — Это я не стану оспаривать, но, к сожалению, маркиз не писал тебе стихов.

— Он для этого слишком самовлюбленный, — ответила леди Сара. — Допускаю, что если он и напишет стихи, то посвященные самому себе.

После некоторого молчания Оливия неуверенно начала:

— Но, дорогая Сара, неужели ты не любишь его? Ну кто сможет устоять перед таким красивым и богатым мужчиной?

— В этом-то все дело, — ответила леди Сара. — Такой богатый мужчина, Оливия, и, несомненно, самый заманчивый холостяк высшего света.

— Значит, ты любишь его! — настойчиво добивалась ответа на свой вопрос Оливия.

— Мама говорит, любовь — в том смысле, в каком ее понимаешь ты, — удел служанок и крестьян, — высокомерно заметила Сара. — Уверена, мы с его светлостью прекрасно поладим, но я не слепа и прекрасно вижу все его недостатки, и он, несомненно, не будет подобно бедняге Хьюго угрожать свести счеты с жизнью. Думаю, маркиз вообще не способен на сильные чувства.

— Тебе виднее! — поспешно воскликнула Оливия. — А что ты собираешься предпринять в отношении Хьюго?

Леди Сара пожала плечами.

— Ну что я могу сделать с мужчиной, решившим, что он любит меня до умопомрачения и скорее умрет, чем будет жить без меня?

— Но, Сара, ты же не можешь допустить, чтобы он умер! — испуганно воскликнула доверчивая Оливия.

— Сомневаюсь, что Хьюго решится на такую глупость. Если же это все же произойдет, я буду крайне раздосадована. Такое событие обязательно вызовет скандал в свете, и все мои недоброжелатели с радостью станут утверждать, что я сама завлекала беднягу, а потом подтолкнула к роковому шагу.

— Боюсь, в этом есть доля правды.

— Бедный Хьюго, — вздохнула Сара. — Мне жаль его, но, как тебе хорошо известно, он никогда не сможет предложить мне фамильные драгоценности Равенторпов или то высокое положение в свете, которое я займу, став маркизой.

— Вне всякого сомнения, ты будешь самой блистательной маркизой! — восторженно заявила Оливия.

Маркиз решил, что услышал достаточно.

Быстро пройдя мимо двери в Голубой салон, он вышел в коридор и направился к выходу.

Два перешептывающихся лакея испуганно вскочили при появлении его светлости. Маркиз прошел мимо них и, сбежав по лестнице, двинулся к конюшие.

Лакеи были настолько изумлены его неожиданным отъездом, что не смогли вымолвить ни слова.

Маркиз нашел свой фаэтон на вымощенном гравием дворе возле конюшен. Его конюх и двое слуг графа поили лошадей. Маркиз, нахмурившись, сел в экипаж и взял поводья и, когда его конюх занял место на запятках, тронул.

Выезжая из ворот, через которые он так недавно въезжал, маркиз испытывал бешеную ярость, подобную которой уже не помнил, когда испытывал в последний раз.

Как он мог, такой разборчивый и проницательный, — а именно таковым и считал себя маркиз — думать о браке с женщиной, способной рассуждать так эгоистично и просто невоспитанно!

Маркиз долго тешил себя мыслью, что великолепно разбирается не только в лошадях и картах, но и в женщинах, и теперь находился в полном недоумении, как он мог не заметить, что леди Сару, подобно многим представительницам ее пола, интересовало только общественное положение мужчины. Она хотела получить лишь его богатство и титул, но никак не его самого, и для маркиза Равенторпа это было совершенно неприемлемо.

Он привык к тому, что многоопытные светские дамы, с которыми он имел affaires de coeurs, неизменно теряли головы, влюбляясь в него до беспамятства, и теперь с трудом мог поверить, что юная дебютантка, пользующаяся его благосклонностью, смотрела на него с такой холодной расчетливостью.

Маркиз был до глубины души потрясен словами леди Сары, и в то же время его угнетало, что он сразу же не заметил скрывающуюся за красивым, невинным лицом низкую, расчетливую душу.

Он ругал себя, что его, словно какого-то неопытного молокососа, обвели вокруг пальца, заставив поверить, что за неотразимой красотой кроется золотое сердце. И даже, как бы это ни было смешно, душа.

Именно этого ждал маркиз от женщины, которую он хотел бы назвать своей женой, которая стала бы матерью его детей.

— Как я мог оказаться таким глупцом? — в бессильной ярости спрашивал он себя.

Лишь выработанная за долгие годы выдержка удержала маркиза от того, чтобы не погнать лошадей во весь опор, как можно скорее уносясь прочь из Чессингтон-холла.

— Я никогда не женюсь — никогда! — твердил он себе.

Затем маркиз решил, что в какой-то степени может считать себя счастливчиком, и почувствовал себя человеком, побывавшим на волосок от гибели и благополучно спасшимся. Он прекрасно понимал, что его приезд в Чессингтон-холл и последующее внезапное бегство оттуда вызовут гнев графа, и надеялся, что леди Сара также будет сильно расстроена и разочарована.

Преисполненный презрения ко всем женщинам, готовым продаться тому, кто больше заплатит, маркиз тем не менее больше всего переживал по поводу своей недальновидности. Как мог он оказаться таким слепцом, едва не предложившим свою руку — чего не делал никогда прежде — девушке, холодной и расчетливой, совершенно недостойной носить его имя!

Сжав губы в тонкую полоску, выставив вперед твердый подбородок, с потемневшим от ярости взором, маркиз гнал лошадей вперед.

Проехав почти милю по пустынной дороге, он увидел спешащую вдоль проезжей части женскую фигурку. Заслышав стук колес приближающегося экипажа, она остановилась и оглянулась. Затем она выбежала на середину дороги и, решительно остановившись, распростерла руки.

Маркиз был удивлен, но ему ничего не оставалось, кроме как резко натянуть поводья, остановив лошадей всего в нескольких шагах от тоненькой фигурки с поднятыми руками, Девушка не двигалась с места и не выказывала никакого страха, что ее собьют лошади.

Когда фаэтон остановился, она подбежала к маркизу и, запыхавшись, проговорила: