Йоргену Лизхен нравилась, хоть и не отвечала его представлениям о женском идеале. Как мы помним, ланцтрегер предпочитал девушек красивых и умных независимо от происхождения оных. Так вот, как раз умом-то наша бедняжка похвастаться и не могла, была, прямо скажем, глуповата, и жизненные интересы ее не шли дальше собственной кухни и палисадника. Зато красива была настолько, что Йорген, пожалуй, простил бы ей недостаток столь незначительный, как отсутствие мозгов. Но, увы, она была женщиной его друга, и честь рода фон Раухов никогда бы не позволила ланцтрегеру встать на их пути. Однако это не мешало ему относиться к Лизхен с душевной теплотой.

Летние испытания не прошли для Йоргена даром, а может, это перемена места сказалась пагубно – в тот год он часто болел простудой. Сам он был склонен эту хворь не замечать вовсе. Но чем-то встревоженный Легивар всякий раз, когда друг начинал чихать и кашлять, укладывал его в постель и приглашал лекаря. Ну Йорген и не возражал – какой дурак откажется прогулять денек-другой, поваляться с книгой в теплой чистой комнатке, украшенной полосатыми половиками и цветком в кадке, когда за окном дует промозглый западный ветер, рвет черепицу с крыш, а в академии профессор Кумпелль скучнейшим голосом, способным усыплять мух на лету, читает лекцию о тварях Тьмы и приемах борьбы с оными и несет при этом такую чепуху, что уши сворачиваются фунтиком! Совершенно очевидно, что седенький профессор, успевший благополучно состариться еще до прихода темных лет, за всю свою жизнь ни одной темной твари не убил, и слушать его поэтому не хочется, а хочется спать, уткнувшись носом в пюпитр…

В общем, Йорген не без радости оставался в постели, отданный на попечение все той же Лизхен. Она поила его какими-то травами, собранными собственноручно (тем, что оставлял лекарь, она не доверяла), поправляла одеяло, теплыми мягкими губами трогала лоб, проверяя, нет ли жара, и, сидя рядом с вечным своим шитьем, тихо напевала протяжные южные песни. Это была тихая домашняя идиллия, почти незнакомая Йоргену прежде, и думалось ему в такие минуты, что у простонародья есть свои преимущества перед благородными господами и жизнь этих людей вовсе не так беспросветна и убога, как кажется из окон величественных замков и роскошных дворцов…

Правда, дольше трех дней такого смирного времяпрепровождения ланцтрегер выдерживал с трудом и не понимал, отчего Легивар продолжает удерживать его дома, ведь ему уже полегчало. А дело в том, что маг видел страшное, о чем сам Йорген не подозревал, да и сиделка Лизхен заметить не умела. В те дни, когда ланцтрегер бывал действительно нездоров, странная тень ложилась на его лицо, и не могли прогнать ее ни солнечный луч, упавший из окна, ни свет свечи, поднесенной чуть не к самому носу. Да и во всем облике его появлялась едва заметная, но зловещая прозрачность.

Тьма – вот что это было. Тьма не получила свою жертву, вырванную из ее объятий магией Жезла Вашшаравы. Тогда, в скалах Хагашшая, Тьма отступилась от нее, но не пожелала отказаться совсем. Она до сих пор стремилась забрать то, что причиталось ей по условию чьей-то жестокой игры. И Легивар Черный, никудышный практик, но выдающийся теоретик магии, знал это и со страхом наблюдал за проявлениями Зла. Но Йоргену не говорил ничего – зачем зря тревожить?

К счастью, гнилая, раскисшая осень сменилась крепкой и морозной, по-настоящему северной зимой, и здоровье Йоргена сразу улучшилось. За всю весну он простудился только один раз, в середине марта, и Легивар, привычно вглядываясь в его лицо, страшной тени уже не увидел. Ушла. Навсегда ли? Хотелось верить…

– Так ты обещаешь, что не станешь спрашивать про моровые поветрия? – Йорген не успокоился даже после того, как Легивар скрепя сердце пробормотал что-то вроде: «Ну извини, был неправ» (очень немногим в этом мире доводилось слышать подобное из уст гордеца-бакалавра!). Но студиозусу фон Рауху и этого показалось мало, он желал обезопасить себя на завтра. – Поклянись, что не спросишь! Поклянись! – пристал он.

– Не спрошу, если не будет в билете, – обещал наставник сдержанно. – Иначе не обессудь.

– Договорились! – легко согласился Йорген, посчитав условие справедливым: если в билете попадется, тогда деваться некуда и Легивар не поможет – придется отвечать. – Но ты все-таки клянись.

– Ну клянусь, – отмахнулся бакалавр, тема ему уже наскучила. – И не досаждай мне больше сегодня!

– Не «ну клянусь», а полной формулой! Мне серьезная клятва нужна, а не отговорка. После жабьей икры я тебе не доверяю.

А вот это была уже сущая наглость! Слишком сложные формулы имели магические клятвы, и слишком сурово карался клятвопреступник, чтобы подобными словами можно было разбрасываться из-за пустяков. И Йорген это прекрасно знал…

Или не знал?!

Глаза бакалавра нехорошо сверкнули из-под сведенных бровей, как у хищника, учуявшего поживу.

– Так-так! И какую же клятву ты хочешь от меня услышать, друг мой? – спросил он сладким голосом палача на допросе. – Уточни, пожалуйста, будь добр!

– Любую! – поспешно выпалил ланцтрегер, он уже понял, что загнал в угол самого себя. – Какая тебе больше нравится.

– Ладно, – усмехнулся наставник, – зайдем с другой стороны. Напомни-ка ты мне названия тридцати основных клятв, а я уж из них выберу. Ты ведь их учил к сегодняшнему экзамену, правда?

– Учил, а как же! – подтвердил Йорген с большим апломбом. – Но ты меня так расстроил икрой, что все мысли смешались. Однако, если ты настаиваешь… – Тут он сделал продолжительную паузу в робкой надежде, что Легивар вдруг проявит снисхождение типа «Нет-нет, не настаиваю вовсе, тебе показалось!».

– Настаиваю, настаиваю, – изуверски усмехнулся тот.

– Что ж, изволь. Клятва именем Первой Девы, клятва именем Второй Девы, клятва именем Третьей Девы…

– С Девами достаточно! – перебил бакалавр жестоко. – В том, что ты умеешь считать до девяти, я не сомневаюсь.

– А! Тогда клятва именем всех Дев Небесных…

– Оставь дев в покое, я сказал! Переходи к другой группе!

– Клятва на собственной крови, формула Адэнауэра, клятва надмогильная, формула Херц-Витгенросса, клятва на оружии, формула Тууллия… – забубнил студиозус довольно бодро, но очень скоро запнулся и перешел из обороны в наступление. – Слушай, ну что ты ко мне привязался с этими клятвами? Экзамен уже позади, балл выставлен, причем урезанный по твоей вине… К чему этот допрос?

– Ага! – вскричал Легивар с видом победителя. – А кто ругался, что я не мог про икру дома спросить? Вот я и спрашиваю тебя дома про клятвы! Может, на экзамене надо было?

– Не надо, – сдался ланцтрегер. – Лучше уж сейчас. Клятва честью, воинская, модификация… модификация… ах ты господи, ну как же его звали-то, паразита?! На «эф», точно помню, что на «эф»! Имя такое лошадиное, вроде твоего[4]…

– Фон Хафер[5]его звали, – снисходительно усмехнулся маг. – Ладно, не мучайся. Обед стынет.