Но извиняться за такую мелочь было некогда.

От копыт вепря под ногами задрожала земля. Зверь опять проревел, и на этот раз — совсем близко.

Эш помог Дару рвануть кирасу через голову, и стигма ярко засияла у него на плече. С легкостью разломав свои колодки, Дар подскочил к Шеде, чтобы освободить ее следующей.

А кабан между тем поймал взглядом цаплю, неожиданно далеко уковылявшего по мягким рытвинам.

Опустив голову, зверь фыркнул и помчал прямо на него. Цапля вскрикнул, и через мгновение в него со всего размаху ударился одержимый боров.

Цапля отлетел назад и впечатался стену, оставляя кровавый след на камнях.

Секач замедлился, приблизился к подбитой добыче, разинул огромную пасть и стиснул мощными челюстями стигматику голову.

Здравый рассудок говорил, что от такого любой человек должен умереть мгновенно.

Однако цапля все еще оставался жив. Кабан медленно разжевывал его голову, а он продолжал биться у одержимой твари в зубах, выгибаясь от предсмертных судорог, которые никак не заканчивались. От энергии стигмы его кираса начала плавиться и прогорать, как бумага над свечой. Кровь на клыках хозяина стала золотой. Боров все сильней вгрызался в свою жертву, шумно втягивая в себя напоенную энергией жидкость. Руки стигматика с каждым мгновением становились все тоньше и темней, превращаясь в мумию. Ножные колодки вместе с башмаками соскользнули с тощих ног.

Тем временем Дар избавил Шеду от доспеха. Под кирасой она оказалась абсолютно раздетой. Только облако золотистых волос, рассыпавшись по плечам, прикрывали сейчас ее наготу.

Девушка бросилась к Эшу, в то время как Дар занялся крысой.

— Что это за чушь творится?.. — выдохнул парень, глядя на то, как боров вырвал из плеч цапле голову, и бедняга наконец-то затих.

— Они ведь не просто тело жрут, они типа души поглощают, — выпалила Шеда в ответ, разрезая ремни Эша его же ножом.

Выпустив свою жертву, боров медленно повернул окровавленную морду к остальным, продолжая что-то пережевывать.

Его глаза стали красными, как уголья, и от них, как от горящих факелов, заструилась алая дымка. Губы приподнялись, а челюсти, напротив, выдвинулись, открывая два ряда острых желтоватых клыков. Щетина на загривке встала торчком.

— Пожалуйста, не подходи! — взвизгнула самая молоденькая из женщин, оказавшаяся как раз между группой стигматиков и боровом. — Миленький, не подходи… Не подходи, миленький!.. Пожалуйста! Я же никому ничего не сделала!..

Она пыталась ползти по траве, волоча на ногах и руках слишком тяжелые для ее хрупкого тела колодки.

— У вас есть пара минут, дольше я такую махину не удержу, — заявила Шеда.

Бросив Эша с ремнями, разрезанными только на одном боку, она сунула нож ему обратно в руку и повернулась к монстру.

— Шеда!.. — возмутился юноша, но девушка его уже не слушала. Позабыв о своей обычной стыдливости, она широко раскинув руки и вдруг запела. Стигмы засияли на стройном теле, запустив трансформацию в сатира.

Секач перестал жевать.

Пение Шеды звучало все уверенней, выше и мелодичней.

Обреченные умолкли, с замиранием сердца наблюдая, как сатир зачаровывает дикого духа свирелью своего голоса.

Дарий бросился к Эшу. Грубым рывком он разорвал оставшиеся ремни на его кирасе и разломал колодки на руках.

Сдернув с себя проклятый доспех, Эш с наслаждением расправил плечи, подставляя угасающему солнцу расписанную вороновой стигмой обнаженную спину. Сила, переполнявшая его, бронзовым оттенком выкрасила светлую кожу.

Он обернулся на побледневшего Дагана и многозначительно кивнул ему. Тот обеими руками вцепился в перила смотровой площадки. Бархатный господин все еще пытался сохранить лицо, но Эш чуял, как страх своей ледяной когтистой лапой сжимает ему горло.

Жрецы в ужасе продолжали молчать, воины пооткрывали рты.

Шеда продолжала петь, покачиваясь из стороны в сторону. Боров смотрел на нее. Девушка сдвинулась немного левее, чтобы хоть немного отвести чудовище от снова сбившихся в кучу женщин и растянувшегося в траве стражника. И хряк, медленно переступая с ноги на ногу, потянулся за ней. Шеда сделала еще один шаг, и еще…

Между тем наверху что-то происходило.

Даган отступил назад, к краю выдвинулись воины, и с высоты крепостной стены прямо к ногам хозяина с лязгом и криком рухнул латник — тот самый, что командовал выведение узников из темницы.

И это разрушило зачарование Шеды.

Боров дернулся всей тушей, повернул голову к латнику и ткнул его копытом, сплющивая кованый нагрудник вместе с ребрами. Крик оборвался, из стыков металлических пластин хлынула свежая кровь.

От ее запаха монстр окончательно пришел в себя. Подняв морду, он взревел так, что купол колокола на башне загудел даже без звонаря. Секач ударил передним копытом в землю и бешено бросился на Шеду.

Та ловко увернулась, отскочив в сторону, как кошка. На совладав со своим весом и скоростью, кабан промчал мимо нее далеко вперед.

Эш распахнул крыло ворона. Резкий ветер, вырвавшийся из-под его руки, засвистел над полем.

Даже отсюда было слышно, как затрещали в лесу старые стволы, ломаясь от внезапной бури. Стаи птиц с криком поднялись в небо серой тучей.

Жестокий порыв врезался в борова.

Но ничего особенного не произошло.

Хозяина лишь слегка оттолкнуло в сторону. Маленькие ножки не удержали тяжелое тело, и он запнулся, на секунду теряя координацию.

Дарий бросился к нему, хотя был безоружен. Его руки засияли, и он со всей силы ударил секача по крестцу кулаками, пытаясь сломать позвоночник.

Но не тут-то было.

Кабан с разворота ударил его мордой, роняя в траву.

И тут уже взревел Эш.

Рывок через терпение ворона — и он очутился прямо перед монстром. Длинные черные когти на обеих руках глянцево блеснули, прежде чем обрушиться на хозяина потоком ударов. Десять когтей, как десять остро отточенных клинков, полоснули чудовище по массивной грудине, пуская зверю кровь.

В первое мгновение секач будто опешил. А потом бросился на Эша. Тот ловко увернулся, подпрыгнул и нанес еще один удар сбоку по морде. Кабан взвизгнул, замотал головой, но парень отскочил далеко назад, тяжело дыша.

Шеда юркой тенью мелькнула у него за спиной, чтобы помочь раненому Дарию. А потом, сорвав с себя поясной ремень, схватила его за пряжку и щелкнула им по земле, как хлыстом. Жесткая кожаная лента, засветившись в ее руках, вдруг стала послушным оружием.

Двумя размашистыми прыжками сатир очутился верхом на раненом гиганте. Эш, подскочив к нему сбоку мгновением позже, глубоко вонзил черные когти гиганту слева от морды и рванул вниз, разрезая вонючую жесткую шкуру, жирную мякоть под шеей и вместе с ней — толстые жилы, из которых на Эша хлынула липкая кровь. Шеда принялась наносить удар за ударом своим импровизированным хлыстом. Поясной ремень впивался глубоко в толстую шкуру, сдирая ее клоками с высокой холки кабана.