Роман пустил свою жизнь под откос, когда нажал на спусковой крючок. Судьба тоже нажала на спусковой крючок. Роман лишил жизни Болотова. Судьба лишила Романа свободы. На семь долгих лет.

В первый же день работы на лесоповале Роман понял, что попал в ад. Как и у большинства заключенных, опыта подобной работы у него не было, техника и бензопилы были старые, поэтому часто ломались. На лесоповале частенько приключались несчастные случаи: то кого-то деревом придавит, то бревном прибьет. На глазах у Романа молодого парня-вальщика задавило елью в первый же день его работы. Когда парня вытащили из-под ели, он походил на кучу окровавленного тряпья.

Роман всю жизнь прожил в городе, поэтому, несмотря на спортивный образ жизни, сначала был ужасно неуклюж, приспосабливаясь к работе на лесоповале. На третий же день работы трактор, выкорчевывавший пни, придавил ему ногу. Но поблажки Роман не получил, пришлось работать весь оставшийся день, превозмогая боль.

К вечеру нога распухла, как полено. После осмотра в медчасти, выяснилось, что у Романа треснула кость. Ему дали больничный на неделю, а потом выгнали на работу. Хорошо еще, что мужики из бригады вошли в положение. Роман работал медленно, таская за собой распухшую ногу в носке, потому что никакая обувь не налезла. Работать было невыносимо трудно. Даже здоровому человеку выполнить требуемую норму едва ли возможно, а с больной ногой и подавно. Но протестовать Роман не стал, потому что могли забить насмерть и списать на несчастный случай в лесу. Подобные «несчастные» случаи, когда зэки погибали на делянке, были явлением обычным. Вот Роман и работал, стиснув зубы, собрав волю в кулак.

Так приобретался драгоценный опыт лагерной жизни. Следующие два года прошли для Романа, практически, без травм, не считая ссадин и царапин. Теперь он управлялся с пилой легко, играючись, почти красиво.

Так было и сегодня. Рабочий день начался совсем недавно, но, казалось, длится уже целую вечность. В лесу монотонно ревели пилы, то и дело, срываясь на истерические нотки. Утреннее солнце смутно виднелось сквозь облака. Воздух казался густым от сладкого аромата свежеспиленных деревьев, но для зэков тот запах ассоциировался лишь с каторжным трудом. Щурясь от опилок, летящих пылью во все стороны, Роман плотно сжимал губы. Толстая ель никак не хотела ему поддаваться, но неожиданно тоскливо скрипнула и, словно стараясь удержаться подольше, медленно повалилась на землю, ахнув в момент удара о землю.

— Ну, наконец-то, милая! — вздохнул Роман.

Он вытер шапкой вспотевшее лицо и сел на пень от сваленной ели. От его головы шел пар.

Увидев, что Роман сел отдохнуть, его напарник Буравчик тут же оставил работу. По жизни Буравчик был шнырем, вертелся вокруг воров, но с Романом у него сложились приятельские отношения. Роману нравился характер цыгана — всегда веселый, не унывающий оптимист. Правда, в карты с ним играть не садись — мухлевал Буравчик безбожно. Карты делал сам из газет, склеивая их хлебным клейстером, шлифовал и ставил всевозможные тайные метки.

На воле Роман не стал бы водить дружбу с подобным типом. Буравчик был хитрым, часто беспринципным и во всем искал для себя выгоду. Но у него всегда были в запасе тюремные байки или анекдоты, поэтому время в его компании летело незаметно.

Буравчик неспешно подошел к Роману и посмотрел на проглянувшее солнце, прищурившись от яркого света:

— Вроде светит, а тепла не дает, — сказал он.

— Осень, — философски заметил Роман.

Буравчик достал сигарету, повертел ее в грязных пальцах.

— Покурим?

— Твою?

— Можно и мою.

— Тогда можно, — согласился Роман.

Буравчик прижал сигаретный фильтр зубами, прикурил и усмехнулся, наблюдая, как товарищ улыбается, подставив лицо солнцу.

— Млеешь? — спросил он.

— Не понял?

— Анекдот такой есть. — Буравчик сделал глубокую затяжку и протянул сигарету Роману. — Не знаешь?

— Рассказывай. — Роман сделал пару затяжек и вернул окурок цыгану.

— Ну, значит, зек пятнашку в зоне отмотал. Вышел — солнышко светит, весна, полный кайф. Смотрит, в песочнице маленькая девочка играет. Хорошо так стало у мужика на душе, тепло. Собрал он все самое лучшее, что было в нем, погладил девочку по головке и от чистого сердца хриплым злобным голосом сказал: «Млеешь, падла?»

— Млею! — засмеялся Роман. — Кажется, распогодилось, да и дом вспомнился… Скорей бы обратно.

— А мне две бани — и на воле! — усмехнулся цыган, сверкнув золотыми зубами.

— Завидую. Мне еще пять лет чалиться.

Роман вздохнул и надел шапку. Буравчик зыркнул по сторонам и спросил:

— Дома ждет кто?

— Не то что бы. Я теперь вроде как сам по себе.

— Скучно, брат.

— Нормально.

Сплюнув, Буравчик спросил равнодушным тоном:

— Помнишь, ты мне рассказывал, что из-за телки богатой сюда попал?

Роман бросил косой взгляд на собеседника:

— Ну?

— И как?

— Что — как?

— Может, когда на воле буду, зайти к ней? — стал развивать мысль Буравчик. — Помощи попросить? Подвела под монастырь, пусть хотя бы подогревает тебя.

Роман задумался над вопросом Буравчика. Он не обратил внимания, что совсем рядом, прислонившись спиной к рыжему сосновому стволу, стоит Моня — пронырливая воровская шестерка. А вот сам Моня обстановку контролировал. Он выглянул из-за дерева, чтобы удостовериться, что правильно узнал собеседников по голосам, а потом скрылся снова.

— Как ты себе это представляешь? — осведомился Роман.

— Очень просто представляю, — ответил Буравчик. — Ты ж говорил, что она богатая, Тамара эта.

— Богатая.

— Ну вот. А на сибирский курорт ты по ее вине попал. Справедливо будет, если эта сучка богатая тебя вытащит.

— Каким образом?

— А пусть заявление напишет. Мол, фа-фа, тополя, он меня защищал и все такое. Так будет справедливо, не находишь?

— Справедливо было бы, если она его сразу показания дала, что я ее защищал, — проворчал Роман и пожал плечами.

— Лучше поздно, чем никогда, — рассудил Буравчик. — Дай мне адресок этой Тамары, а я зайду, покалякаю.

— Добро. Я подумаю.

— Подумай, Воля, подумай.

— Давай работать, а то бугор идет.

Роман встал с пня и взял в руки пилу, показывая, что разговор окончен.

Сплюнув, Моня пошел прочь, размышляя над тем, что услышал, то и дело оглядываясь на Романа и Буравчика. Они, изображая энтузиазм перед бригадиром, даже не посмотрели в его сторону.

Остаток рабочего дня Роман думал о предложении Буравчика. Теперь эта идея не давала ему покоя: «Вдруг действительно получится? — размышлял он. — Может быть, Тамара уже раскаялась? Может, действительно напишет заявление или наймет адвоката и обжалует приговор?»