В третье свое посещение Юл Антоний поведал Фениксу, что он еще в Риме, задолго до своего путешествия, стал собирать «истинные свидетельства», в качестве источников для своих исторических изысканий используя видных политических деятелей и активных участников гражданских войн: «непредвзятого, особенно в частных беседах» Азиния Поллиона, Валерия Мессалу, который «пишет одно, а рассказывает иное», и Марка Эмилия Лепида, великого понтифика, пока он еще здравствовал, — он умер, как мы помним, в год смерти Агриппы, но, по словам Юла, успел передать ему переписку и дневниковые записи Марка Антония, которые Меценат якобы повсюду разыскивал и уничтожал, однако, не всё сумел уничтожить.

Юл и путешествие свое выстроил таким образом, чтобы получить как можно более полный доступ к «истинным свидетельствам». В Сикионе он недаром остановился: там неожиданно умерла его мать, Фульвия, и некоторые люди до сих пор помнят, при каких обстоятельствах это случилось. В Афинах Юлу под прикрытием философских штудий и атлетических упражнений удалось раздобыть много ценных свидетельств о пребывании в этом городе Марка Антония, его полководцев и трех его женщин — Фульвии, матери Юла, Октавии, его новой жены, и Клеопатры, царицы Египта. На Самосе и в Эфесе Юл, в тайне от своих соглядатаев, несколько раз встретился с отпущенником Марка Антония, историком Деллием. В Египет, как было сказано, Юла не пустили. Но Юлу удалось вызвать на Кипр ритора Аристократа, близкого друга отца, и Олимпа, личного врача Клеопатры. Люди эти не только предоставили молодому Антонию ценную для него информацию, но подарили ему собственного сочинения анналы и исторические портреты «Марка Великого», то есть Марка Антония.

Перечислив источники, Юл приступил к изложению своей исторической версии гражданской войны и к воссозданию «истинного» портрета своего отца.

Всё это рассказав мне в библиотеке, Гней Эдий Вардий объяснил:

— Я потому и велел тебе сначала ознакомиться с историческими сочинениями Мессалы и Мецената, дабы ты ориентировался в истории и знал, как ее трактуют честные, мудрые и знающие люди, которые сами эту историю пережили, в ней участвовали, ее созидали, в ней победили, а не проиграли — что, пожалуй, сейчас самое для нас важное! Потому что дальше я вынужден буду изложить тебе не настоящую, а искаженную историю, ту, которую сочинил для себя и для Феникса человек нечестный, немудрый и вместе со своим злосчастным отцом проигравший)…

— Однако, что мы тут сидим, в духоте и в пыли веков! — вдруг воскликнул и перестал расхаживать мой хозяин. — В плющевой беседке для нас уже давно накрыт полуденный завтрак. Там и продолжим!

Из библиотеки мы перебрались в плющевую перголу. И там за вкусными и разнообразными закусками — горячих блюд нам не подавали, дабы не нарушать нашего «конфиденциального одиночества» (так выразился Вардий) — Гней Эдий в течение нескольких часов излагал мне историю гражданских войн «по Юлу Антонию».

Я ее сейчас тебе, Луций, постараюсь кратко пересказать. Но… не знаю, как деликатнее выразиться… Ты, Луций Анней Сенека, разумеется, намного лучше меня знаешь отечественную историю, в том числе историю противоборства Октавиана, будущего Августа, и Марка Антония. Но если ты кое-что подзабыл, то не ленись, загляни в исторические трактаты, которых теперь множество. Иначе можешь не понять, в чем цель и, как говорится, в чем соль фальсификации Юла Антония.

А я начну пересказывать.

История по Юлу

III. (1) Юл начал с восхваления Августа, особенно подчеркивая его справедливость и милосердие, а также возблагодарил богов за то, что они послали принцепсу умную и добродетельную супругу, Ливию, которая для него, Юла, стала как бы второй матерью.

После этого короткого вступления Юл перешел к делу.

(2) И начал с того, что сообщил Фениксу о том, что отец его, Марк Антоний, род свой ведет от некоего Антона, который был родным сыном самого Геркулеса. Стало быть, высочайшего происхождения. Ибо отцом Геркулеса, как известно, был царь богов Юпитер Величайший и Всемогущий, а кто был отцом Венеры, никто достоверно утверждать не может. (Как ты понимаешь, Венеру он «уколол» потому, что её своей праматерью объявил Юлий Цезарь, а следом за ним весь род Юлиев.)

В юности, по словам Юла, его отец не отличался примерным поведением, так как воспитывался и жил в Риме, а Рим — город развратный и вредный для пылкого молодого человека.

Но, отправившись на Восток с легатом Авлом Габинием, показал себя с лучшей своей стороны, проявив воинское мужество и командирскую доблесть.

Был примечен Юлием Цезарем и взят им с собой в Галлию. И там в многочисленных, смертельно опасных сражениях еще лучше зарекомендовал себя, продемонстрировав незаурядный полководческий талант и беззаветную преданность прославленному императору победоносных легионов.

Цезарь отправил его в Рим, где назначил главным своим поверенным в противоборстве с неуступчивым сенатом и завистливым Гнеем Помпеем.

Когда же Гай Юлий перешел Рубикон и начал завоевание Рима, именно он, Марк Антоний, стал правой рукой великого человека. Он отличился во всех происходивших тогда многочисленных частых сражениях. Солдаты о нем говорили: после Цезаря — Марк Антоний больше всех!

В решающем сражении при Фарсале Цезарь, встав на правом фланге своего несокрушимого войска, командовать левым поручил Антонию, считая его самым талантливым из своих подчиненных.

Провозглашенный диктатором и бросившийся преследовать своих еще не разбитых врагов, Цезарь назначил Марка Антония начальником конницы, то есть, доверил ему управление Римом!

Незадолго до злосчастных мартовских ид — Юл точно называл дату: ноны — у Цезаря с Антонием произошла знаменательная беседа, о которой ни один из историков не упоминает. Цезарь, похоже, предчувствуя, что земные дни его уже сочтены и скоро предстоит ему стать богом, пригласил к себе Марка Антония и в присутствии жены своей Кальпурнии и Марка Эмилия Лепида сообщил следующее: «Если со мной что-нибудь случится, позаботься о том, что я сделал, и о том, что не успел. Отомсти за Красса и покори Парфию. Управляй Римом так, как я это делал, опираясь вот на него, Лепида, а также на Азиния Поллиона и Мунация Планка. Юного Октавия Фурнина, моего внучатого племянника, береги: может, он когда-нибудь тебе пригодится; он юноша смышленый и старательный, хотя и болезненный». Так якобы Цезарь напутствовал Марка Антония… Через восемь дней его подло и зверски убили заговорщики.

(3) Когда же из Аполлонии в Италию прибыл восемнадцатилетний Октавий Фурнин (будущий Октавиан и Август) и, подстрекаемый своими дружками, «злокозненным Меценатом», «тщеславным Агриппой» и «корыстолюбивым Сальвидиеном», а также поощряемый отчимом своим Марцием Филиппом и Бальбом, стал претендовать не только на свою долю наследства, но и на ведущую роль в руководстве Римской империей, тридцатидевятилетний Марк Антоний, в тот трагический год консул и, стало быть, главное лицо в государстве, встретился с юношей и ласково, но твердо постарался ему разъяснить очевидные вещи: да, Цезарь в своем завещании усыновил Октавия и сделал его главным наследником своего имущества. Но разве из этого следует, что тем самым он завещал ему свою власть над Римом и над миром? Разумеется, не следует. Наследником власти Цезаря должен стать самый влиятельный, самый опытный и самый достойный человек или несколько таких людей. Ведь Рим не варварское царство, в которых царькам наследуют их детишки, в том числе иногда чуть ли не младенцы. И Цезарь — не только приемный отец Октавия, он — истинный Отец своего великого Отечества и любящий Родитель своих верных сподвижников, таких, как Лепид, Поллион, Планк, Долабелла и он сам, Марк Антоний. Ему, Октавию, прибавил Антоний, когда будут разгромлены, осуждены и наказаны убийцы божественного Юлия, конечно же, будет оказан соответствующий его статусу почет, будут предоставлены должности, которые он заслужит. Антоний не исключал, что со временем Октавий сможет стать и претором, и даже консулом и вместе с преданными соратниками Цезаря примет участие в руководстве государством. Сейчас же ему следует умерить свой юношеский пыл, проявлять осторожность в действиях и в высказываниях и как можно исполнительнее следовать советам своего старшего друга Марка Антония, которому Цезарь незадолго до своей трагической гибели между прочим поручил своего внучатого племянника.