— Я не хотела беспокоить тебя из-за каких-то пустяков, но… Это уже сверх моего понимания, поверь. И не первый раз. Я тоже начинаю бояться.

— Чего? — Ярыжский говорил утомленно, опустив веки так, будто не хотел смотреть на жену, нависшую над ним исключительно симпатичной, но уже немного надоедливой тучкой в начале ясно-приятного вечера. — Чего вам бояться?

— Я испытываю какой-то непонятный, мистический ужас. Не смотри на меня так. Поверь, сначала я сама смеялась над Надей, думала: это у нее нервы. Но когда услышала… Я всю ночь заснуть не могла!

— Это все твои дурехи малограмотные… Насочиняли черт знает чего, а ты веришь.

— Милый мой, у Нади высшее педагогическое образование.

— Значит, дорогуша, она дуреха с высшим педагогическим образованием.

Дуреха с высшим педагогическим образованием как раз в этот момент вошла в зал, толкая впереди себя столик-поднос на колесиках. Запахло коньяком, хорошим кофе, ароматными копченостями. Кирилл Иванович еще в прихожей велел чего-нибудь принести — перекусить с дороги именно здесь, в домашнем кинотеатре на первом этаже. Он сразу оживился, отложил в сторону пульт дистанционного управления, выпрямился в кресле и удовлетворенно потер руки:

— Надя, каких это призраков ты здесь видала?

Прислуга с педагогическим образованием Надя Щукина смущенно поправила фартушек:

— Я… Ольга Владимировна, не надо было рассказывать…

— Ты не крути, а отвечай. — Ярыжский быстро опрокинул в рот рюмочку коньяку и теперь вкусно жевал балык. — Ты… м-м-м… Прямо говори… м-м-м… Что видела…

— Я не видела, я только слышала.

— Ну?

— Ночью в туалете на втором этаже, там, где ваш кабинет, кто-то спустил воду. Тогда я была в доме одна. Я пошла наверх: вода как-то странно шумела, будто булькала. — Рассказывая, Надя постепенно переходила к выразительным учительским интонациям, а Кирилл Иванович только время от времени удовлетворенно мычал. Его жена села рядом, на диван, и теперь, слушая Щукину, они оба напоминали учеников: распущенного лентяя, почему-то одетого в приличный костюм, и внимательную отличницу, только по недоразумению наряженную в легкомысленный шелковый халатик.

— Мне послышались какие-то слова, но я не разобрала, какие именно. Никого в доме не было. Я позвонила охраннику, но он сказал, что никого не видел. Потом два дня все было тихо, а перед приездом Ольги Владимировны — снова: шум воды, потом бульканье. Я обошла весь дом, проверила все укромные места, даже подвал, — абсолютно никого! Когда закончила обход — наверху снова кто-то спустил воду. И бульканье — такое же. Будто кто-то говорит. Непонятно. Неразборчиво.

— Я тоже слышала! — всплеснула руками госпожа Ярыжская. — И вчера, и позавчера!

— М-м-м… И что же оно булькало?

— Как это — что?

— Ну, слова какие? М-м-м… Хоть что-то?

Ольга Владимировна шумно выдохнула:

— Не знаю… Мне показалось — по-французски…

Ярыжский хохотнул с полным ртом, но женщины не обратили на его сарказм никакого внимания и не обиделись.

— А мне — так будто по-английски, — прибавила Надя.

— Интересно. М-м-м… Очень интересно… Значит, итальянский унитаз разговаривает… М-м-м… По-английски… И по-французски… Это исключительно интересно… Голос какой?

— То есть как это — голос какой?

— Ну… Мужской или женский?

— Нечеловеческий! Нечеловеческий голос! Понимаешь? — всплеснула руками супруга.

Теперь он захохотал на всю комнату:

— А вы хотели, чтобы он по-человечески разговаривал? Хе-хе-хе! Ох, бабы! Может, итальянцы там робота встроили, а? Для развлечения клиентов. Может такое быть? А?

Ярыжская резко встала. Высокая, черноволосая, вся в несерьезных красно-зеленых рюшечках дорогого импортного халатика, но такая соблазнительная, просто sexy:

— Ты надо мной издеваешься?

— С чего бы это, моя дорогая? Анализирую ваши росказни. Похоже, нужно будет наш бар запирать. От вас обеих.

— Тимофеевна тоже кое-что подметила. Не только мы.

— И что же? М-м-м…

— Кто-то ночью ходил в грязных ботинках. По всему дому.

— Ну?

— Она заметила следы, когда прибирала.

— Понятно. — Насытившись, Кирилл Иванович вытер губы салфеткой. — Она переработала и хочет прибавки. Алинка тоже видела грязные ботинки?

— Нет, в последнее время она прибирала только наверху, в левом крыле. И Тимофеевна ботинок не видела, видела только следы. В основном, на лестнице.

— А ты, Надя, следы видела?

— Нет. Тимофеевна говорит, что сразу все и прибрала.

— Скажите ей, чтобы в следующий раз позвала взглянуть.

— Уже сказала, следы она видела только один раз.

— Вещи-то хоть все целы? Кто-то, понимаешь, ходит тут, как у себя дома…

— Насчет этого не волнуйся, все на месте, — заверила Ольга Владимировна. — Нигде ничего не пропало.

— А охрана, значит, в это время спала?

— С улицы в дом точно никто войти не мог, — заступилась за молодых сторожей Надя Щукина. — В последние дни часто снег шел, во дворе никаких следов не было, только наши. Все двери я лично запирала, и потом еще раз проверила.

Ярыжский подобрел:

— А между прочим, сантехника вы не вызвали? Нашего. Может, тот хваленый итальянский унитаз еще и протекает? А?

Но Ольга Владимировна была настроена до конца поддерживать мистическую версию непонятных происшествий:

— Поверь, нечего иронизировать. Техника работает отлично. Большей частью. Днем. Сантехник не виноват, это дом… Здесь что-то нехорошее. Старые дома, поверь, всегда несут на себе отпечаток жизни бывших хозяев. Их ауру, их… Ну, не знаю. Можешь смеяться, но и академики признают, что иногда астральные тела существуют отдельно от людей. И тогда возможны любые фантастические явления. Надя, скажи ты.

Надежда взялась за ручку передвижного столика:

— Я никогда в такие вещи не верила. Но и нормальных объяснений найти не могу. Все это нелогично и нерационально. Тимофеевна говорит: призраки. Здесь и при немцах что-то такое видели и слышали. Призраки оккупантов перебили.

— Точно — призраки?

— Не знаю. Может, и партизаны.

Ярыжский засунул мизинец в левое ухо и энергично там почесал.

— Сантехник был?

— Сегодня утром, — выдохнула Ольга Владимировна.

— И вчера, и позавчера, — добавила Щукина.

— И что?

— Ничего, все исправно. Мы вместе проверяли: к Семенычу претензий нет.

— А другие унитазы? Они ж все от одной фирмы.