Танюшка не плакала. Шла молча, шмыгала носом, терла красные глаза, но не плакала. И дома не стала. Ольге казалось, лучше бы выплакалась, накричалась в голос. Глядишь, хоть на время бы отпустило. Но внучка молчала. Перешагнув порог, так и села на стул, не разуваясь и не снимая полушубка.

– К печке пересядь, – велела Ольга. – Продрогла же.

Она и сама промерзла до костей, но рассиживаться у печи было недосуг. И для Танюшки нужно придумать какое-нибудь занятие. Когда есть занятие, проще не думать о том, что теперь никогда не забыть.

– Воду поставь. Будем чай пить. – Она стянула телогрейку, повесила на вешалку, подышала на озябшие ладони. – Слышишь меня, Татьяна? На стол накрой, я сейчас приду.

В сенях было сумрачно, но зажигать свет Ольга не стала. Уверенно взялась за гладко отполированное дерево. По этой приставной лестнице она лазила с детства, и с детства же знала каждую перекладинку. Вот только сил почти не осталось…

Пришлось брать волю в кулак, цепляться за перекладины онемевшими, бесчувственными пальцами, заставлять себя двигаться. Оказавшись в пыльной тишине чердака, Ольга несколько минут просто стояла, собираясь с духом и крепко зажмурившись, пережидая, пока откатится очередная волна боли.

Старый сундук она нашла в самом дальнем углу чердака. Впрочем, искать его не пришлось. Сколько Ольга себя помнила, сундук бабы Гарпины всегда стоял в этом месте.

Но к тому, что сундук окажется запертым на замок, она была не готова. Пришлось осматриваться, искать что-нибудь похожее на лом, потому что ключа у Ольги не было. Или был, но так давно, что она и думать о нем забыла. Пока искала инструмент, немного пришла в себя, в промежутках между вспышками головной боли начала видеть очертание предметов. Ничего особенного – обычный, никому уже ненужный деревенский скарб. Плетеные из лозы этажерки, паянный-перепаянный медный самовар, старая домашняя утварь, затянутое паутиной зеркало. В зеркало Ольга заглянула. Из его сизого нутра на нее посмотрела маленькая синеглазая девочка. Всего лишь на мгновение, как воспоминание о том, какой она была много лет назад. Хватило одного лишь взмаха ресниц, чтобы девочка превратилась в старуху. Да, высокую. Да, статную. Да, все еще не растерявшую былой красоты, но все равно старуху. Пролетела жизнь. Пролетела, а она и не заметила. Жила, словно во сне, и только сегодня очнулась. Там, перед эшафотом, очнулась, посмотрела на все происходящее трезвым, холодным взглядом. Или не сама посмотрела? Или заставили посмотреть? Посмотреть и вспомнить то, что казалось забытым на веки вечные.

С замком Ольга справилась быстро, откинула тяжелую крышку, заглянула внутрь сундука. Тут было всякое. Некогда хорошо знакомое, даже любимое, удивительное и одновременно непостижимое. Она брала в руки одну вещь за другой, и в мозгу все шире и шире открывалась невидимая дверка.

– …Тебе пока это не нужно, Олька… – скрипел из-за дверцы голос бабы Гарпины. – Даст бог, и не понадобится. Я пока все это в сундук приберу. Вот это все… А ты закрывай глазки, закрывай. Не было ничего, все приснилось, привиделось тебе. Забывай…

– Я не хочу забывать, – сказала Ольга и покачала головой. – Я хочу вспомнить!

– А как придет время, так и вспомнишь. – Дверца раскрывалась все шире и шире. – А что не вспомнишь, то прочитаешь. Тут много разного для тебя оставили. Оставили, а мне велели присматривать. Как умела, так и присматривала. За вами за всеми, как умела… – Дверца уже распахнулась, а голос бабы Гарпины становился все тише и тише. – Сколько жила, столько боженьку молила, чтобы тебе не довелось, чтобы ни одной из вас не довелось… Но судьбинушка у каждого своя. У вас она вот такая… кровью залитая.

Захотелось замотать головой, зажать уши ладонями, чтобы не слышать этот и без того уже едва различимый голос, чтобы снова забыть.

– Тебе их бояться не нужно… Это все, что я знаю. Может, и еще что-то есть, но это ты уже сама… как время придет. Но лучше бы, чтобы не пришло…

– Пришло, баба Гарпина… – прошептала Ольга, вынимая из сундука толстую, перевязанную бечевкой тетрадку. – Такое страшное время пришло, что страшнее уже некуда. Мне помощь нужна… Хоть какая…

– …Сто раз подумай, Оленька. А нужна ли тебе такая помощь?.. Управишься ли ты? Удержишь ли в узде? – Уже не из-за дверцы голос, а из-за спины, только оборачиваться Ольга не стала. Не потому, что испугалась, что увидит за собой бабу Гарпину, а потому что сил не было. Раз решилась, нужно действовать. Нет другого выхода.

– Я за Танюшку боюсь, – сказала она шепотом. – Если я за нее не заступлюсь, кто тогда?

Ей никто не ответил. Да и с чего бы? Нет тут никого, привиделось, примерещилось из-за головной боли. Но боль та неспроста, тут себя не обманешь. И петельку в гнилой Мишаниной душе она сама нащупала. Нащупала и потянула. Значит, не придумывала баба Гарпина, значит, есть и в ней это необычное, то, о чем стыдно признаться в наш цивилизованный век. Признаться стыдно, а воспользоваться все равно придется. Нет у нее другого выхода. Кажется, точно нет.

* * *

Баба Гарпина была… странной. И старой. Сколько Ольга себя помнила, она не менялась: высохшая, высокая, смуглокожая, длинноносая. Ведьма. Ведьма и есть. Ее боялись деревенские. За что боялись, Ольга уже и не помнила. В детстве, а потом уж и в юные годы не до того ей было, не до анализа. Есть в ее жизни баба Гарпина – ну и хорошо! А то, что странная, так не беда. Главное, что баба Гарпина ее любила, заменила ей рано умершую маму, сама, своими силами поставила на ноги, дала образование. Об образовании неграмотная баба Гарпина пеклась особо.

– На меня не смотри, Олька! Я старая, темная, мне ваши науки без надобности. Но ты другая, ты обязана…

Она никогда не договаривала, что Ольга обязана, но за тем, чтобы Ольга прилежно училась, следила строго. А когда пришло время выбирать профессию, проявила удивительную непреклонность:

– В Москву поедешь! Там самое хорошее образование.

Образование может и хорошее, но где на Москву взять денег?

– Решу. – От всех сомнений и доводов баба Гарпина отмахивалась, как от несущественных. – Будут деньги, Олька. Твое дело – учиться, человеком стать. Я отцу твоему обещала, а слово свое я держать умею.

Отца Ольга никогда не видела. Впрочем, как и маму. Знала только от той же бабы Гарпины, что людьми они были очень достойными, не чета многим. Мама умерла в родах, а отец погиб еще раньше. Как погиб, баба Гарпина не рассказывала, лишь однажды обмолвилась про ужасное несчастье. Вот так и остались они вдвоем. Сначала, пока Оля была совсем маленькой, жилось ей беззаботно, но очень скоро баба Гарпина взялась учить ее странной и непонятной науке.

– Все тебе, Олька, не скажу. Все тебе знать пока без надобности, но самое главное расскажу, чтобы, когда начнется, когда поднимется в тебе это, ты не испугалась, устояла на ногах.

Помнится, Ольга тогда спросила, что поднимется и чего ей не нужно бояться, но баба Гарпина лишь махнула костлявой рукой и велела: