и согревал ладонью мою ладонь, и повёл меня танцевать вслед за молодыми. И когда молодых отпустили в горний покой, а весёлый праздник продолжался почти до рассвета.

Наша свадьба должна состояться в моём йорде, в его столице, в Брандстане, куда приедет мой жених, чтобы стать мужем и повелителем, конунгом моей земли. Оставалось три месяца…

Но через неделю конунг Магнус, крепкий и красивый, ещё молодой, с едва посеребрённой бородой и висками, умер через день после того, как его ранил на охоте вепрь…

Магнус из рода Торбрандов, прозванный, Моди, что значит Храбрый, умер во цвете лет, оставив свой йорд сыну. Если бы мы успели пожениться!.. Но нет. Теперь год траура должен выдержать Эйнар и только после взять меня в жёны, объединив наши земли, сделав Великими и едиными наши йорды.

За время этого долгого траура я несколько раз приезжала в Сонборг, Эйнар бывал у меня в Брандстане, мы встречались тайно на границе наших земель, в Охотничьем хусе. Эйнар был всегда весел и добр со мной, он дарил мне подарки, как и положено жениху: украшения из серебра, золота, из железа с янтарём, с жемчугом и заморскими самоцветами. И я, несмотря на эти отсрочки со свадьбой, из-за которых начали уже шептаться о нас, что сама судьба против нашего союза, несмотря на эти шепотки, я считала и чувствовала себя самой счастливой на свете.

Почувствовала я это от того, что взошла к нему на ложе? Нет. В этом смысле я не поняла и не почувствовала того, о чём восторженно шептались девки и женщины в моём доме. Утехи тела оставляли меня холодной и отстранённой. Я не почувствовала ничего большего, чем было прикосновение его горячей руки к моей руке в ту, первую ночь, словно вся сила моего желания ушла в это рукопожатие.

Однако моя холодность хранила меня от слухов: все считали меня девственницей, даже самые близкие, никто не подозревал, что я и мой жених переступаем дальше, чем просто беседуем друг с другом, обсуждая, как два равных йофура (правителя), дела вскоре объединяемых наших земель. Но и это сослужило мне потом свою службу.

Вот так прошёл этот траурный год, и было объявлено уже, и началась подготовка к свадьбе, намеченной на Зимний Солнцеворот — лучшее время в году для свадеб и любых начинаний. И надо было случиться, что за два месяца до этого во фьорды Сонборга вошли ладьи разорителей с Востока. Эйнар с алаями отбили их нападение. Но считал, что должен нагнать и наказать, чтобы неповадно было впредь.

О, это трагическое для меня решение! Вот, когда я поверила, что злой рок преследует меня.

Накануне похода мы увиделись с Эйнаром. Год у власти сделал его взрослым, решительным, даже резким иногда, но ко мне он был по-прежнему добр и ласков, хотя возражений и сетований на новую разлуку и слышать не хотел.

И он вернулся из похода…

Прошло всего пять с половиной недель, но этого хватило ему, чтобы не только нагнать наглых разбойников и разбить их на их земле, но и жениться там, на дочке местного конунга…

Он приехал ко мне тайно, чтобы поговорить. Этим, конечно, он выказал уважение мне, что не отвернулся равнодушно, не снизойдя до разговора с оставленной невестой и возлюбленной. Но было ли это уважение ко мне, как женщине, некогда любимой, или как к линьялен дружественного йорда?

Я не верила никаким слухам и ничьим словам, пока он не прискакал с Гагаром в тот самый Охотничий хус, на границе наших йордов. Здесь, при свете факелов и жарко пылающей жаровни, тепла от которой, впрочем, мне совсем не хватало, из-за чего я сидела, кутаясь в мех чёрной лисицы близко-близко от огня, так, что лицо моё начало гореть, но, может быть, оно разгоралось от обиды и злости?

— Что это такое… ты говоришь?!.. — почти задыхаясь от непонимания и нахлынувшей в сердце боли, проговорила я. Эта боль, переполнив моё сердце вот-вот разорвёт его навсегда…

— Прости меня, Рангхильда, — тихо говорит он, садясь напротив, дальше от железной чаши жаровни — он не мёрзнет, у Торбрандов горячая кровь.

— А свадьба?.. — продолжаю я цепляться за то, чего уже нет… Или не было.

— Будет свадьба в Сонборге, как была уже там, на Восточном берегу Нашего моря.

— Но как ты мог жениться на другой? На какой-то… славянке, не зная её, не любя? Как мог, если обещал мне?! — недоумеваю я, дрожа от холода и гнева.

— Я люблю её, Рангхильда. Я бы лгал душой и телом, если бы женился на тебе, — он не оправдывается, даже не чувствует себя виноватым?

— Ты любишь её?! — я почти задыхаюсь… — За что?! Неужели она прекраснее меня? — продолжаю я, будто пытаюсь уцепиться хотя бы за что-нибудь…

— Мало найдётся женщин, превосходящих тебя красотою, — холодно говорит Эйнар.

— Но я люблю тебя! — Почти вскрикиваю я.

— Разве ты меня любишь? — он так улыбается, что у меня холодеет внутри окончательно.

Он не верил в мою любовь и не верит, потому что он сам не любил меня, вот и не чувствовал, как я люблю его. Не мог этого почувствовать.

— Я беременная, Эйнар, — наконец выдохнула я свою правду в обмен на его.

Лицо его дрогнуло, улыбки не было больше.

После долгого молчания, встал и подошёл, положил мне руку на плечо.

— Выходи замуж.

— Замуж?!.. Как ты можешь… Я ждала тебя столько лет!

— Разве я виноват в этом? Выходи замуж. Любой будет счастлив, взять тебя.

— Любой… А ты взял ту, что сумела прикинуться, что любит тебя?

Он покачал головой, чуть ли не с жалостью глядя на меня:

— Я это чувствую здесь, — он положил ладонь себе на сердце…

— Здесь… Что ты говоришь, Эйнар?! О чём?!

Он посмотрел на меня с грустным сожалением.

Вот этого взгляда, этой жалости я никогда не прощу ни ему, ни его потомкам! Под этим взглядом появилась на свет новая Рангхильда. Рангхильда Орле (Змея).

Глава 1. Потери и поражения

Я смотрела в раскрытое окно на моего сына, который гонялся по двору за петухом, важно вышагивавшим незадолго до этого перед своими курами. Пятилетний ловкий и быстроногий мальчик легко сбил с него спесь, превратив в мечущегося по траве дурака. Я улыбнулась этому зрелищу: мой маленький Сигурд был моя гордость, настоящее воплощение материнской мечты. Мальчик, которым, вероятно, хотела бы быть я сама…

Я взглянула на гонца, позволив ему говорить дальше. Он приехал ко мне с новостью, которой