Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Розы – любимые цветы Вельды, но непременно жёлтые. Они напоминают ей солнечных зайчиков. Госпожа не ставит розы в один сосуд, каждый цветок погружается в отдельную вазу из цветного стекла и обретает на краткий промежуток времени пристанище в строго отведённом месте второго этажа. На кухне место есть лишь полевым цветам, такова иерархия сил, что дают моей хозяйке цветы.
А пьют ведьмы, исключительно кофе. Именно этот восточный напиток, считается в чародейской среде истинно колдовским зельем. У Вельды есть старая, доставшаяся от матери, а той от её матери, ручная мельница с выдвижным коробом. Это особый ритуал, когда моя хозяйка мелет кофе. Делает это она несколько раз на дню. Но первый, самый ранний и утренний особенный из них. Госпожа набирает ладонью горсть кофейных зёрен и отправляет их в жерло мельницы. Затем неторопливыми и размеренными движениями Вельда вращает ручку миниатюрного жернова и разговаривает с дробящимися зёрнышками. Она просит их, отдать ей своё тепло, полученное от солнца и огня. Она благодарит их за силу, что вольётся в её тело. Она предвкушает. Затем размельчённый в порошок кофе пересыпается из короба мельницы в медную турку, также перекочевавшую через несколько десятков рук женского поколения Вельды. Для приготовления напитка госпожа использует исключительно колодезную воду, благо в нашем дворике имеется достаточно глубокий колодец со сладкой чистой водой.
Потом густое тёмно-коричневое питиё перекочевывает в миниатюрную белоснежную чашку из хрупкого фарфора. Вельда выпивает это зелье маленькими глотками обязательно у окна или на крыльце дома, если позволяет погода. Она говорит нам всем, что это защитная магия и так делали её мать, бабка и предыдущие женщины рода. Остальные чашки она выпивает, сидя наверху среди книг или внизу за столом, глядя на пляшущие огоньки в печи.
Но по вечерам в определённый час госпожа усаживается в любимое кресло, предварительно, раскурив трубку. К слову, все ведьмы искушены и падки на курение. Кто-то из них обожает длинные сигареты в элегантных мундштуках, кто-то толстые и крепкие сигары, а некоторые, как моя хозяйка, с ума сходят по табаку, набитому в увесистые трубки. У Вельды трубка из слоновьего бивня, старинная, досталась ей от бабки её отца. Та старушка пыхтела, как паровоз до последнего дня жизни. А табак госпожа закупает на рынке у одного и того же торговца, он её еще ни разу не подвёл. Хотя попробуй её подвести. Сам знаю на себе, как она может разозлиться.
Тебе не интересно, моя дорогая? Я тебя совсем заговорил и отвлёкся от дела. Ты что-то хочешь мне сказать, погоди, освобожу твой хоботок.
– Прошу, отпустите меня!
Ну вот, опять те же песни. Ничего не меняется. Вам мухам говоришь, говоришь, а вы не слушаете, вам лишь бы удрать, да подальше.
– Умоляю! Я жить хочу!
И эту песню я слышал не раз. Ну, отпущу я тебя и что дальше? Ты снова угодишь в паутину. Не в мою, так моего соседа. Вы же мухи – все дуры. Я тебе сейчас историю своего дома поведал, где в каждом уголке сплетены мои силки, где я хозяин всех углов и тёмных мест.
– Отпустите! Прошу! Я не забуду, обещаю!
Всё ты забудешь, моя дорогая муха. А здесь на чердаке, чем тебе плохо? Сколько здесь места! А эхо какое! Твоё назойливое жужжание слышно под самой крышей.
– Умоляю вас! Отпустите меня!
А знаешь, моя дорогая, я, наверное, даже буду скучать по тебе. Хотя, кому я вру? Кто станет скучать по обеду или ужину? Но сегодня особенный день, моя дорогая, ты достанешься не мне, а моей госпоже Вельде. Она вечером заберётся сюда и снимет «урожай» из тебя и твоих подруг, таких же дурёх, зачем-то залетевших сюда через маленькое круглое оконце.
Вчера был неудачный день, и хозяйка бранила меня, но сегодня она будет довольна. Она станет варить в полночь колдовское зелье, а обязательное составляющее его – дюжина свежих мух. Я не буду вас убивать и есть. Вы отправитесь живыми в котёл.
– Умоляю, я жить хочу!
Увы, моя дорогая. Я паук в услужении колдуньи. Если я перестану ловить мух, то отправлюсь в котел вместо вас. Я тоже хочу жить.
Хотя кого я обманываю? Мне это безумно нравится – ловить мух для ведьмы.
КОНФЕТЫ С СЮРПРИЗОМ
Дом лежал за холмами городской свалки, его и пропустить-то было легко за этими вершинами старых автомобильных покрышек, раскуроченных и объеденных ржавчиной автомобильных кузовов. Автомобильная свалка – последнее пристанище человеческих детей, погост гениальных мыслей и творений инженерных умов, печальное и скорбное местечко, куда приходят лишь для того, чтобы предать ненужное забвению без захоронения и упокоения. Это даже хуже привычного кладбища.
И, тем не менее, небольшой кирпичный домик с посеревшими стенами и покосившейся бурой черепицей крыши жил и дышал воздухом, пропитанном ядовитой смесью разлагавшейся резины, вонючей солярки, отравившими здешнюю землю, да запахами прошлого каждой из покоившихся железяк. Дом дышал, после каждого вдоха следовал клуб чёрного едкого дыма, шариком выталкиваемого из щербатой трубы. Ни калитки, ни садика – ничто не окружало эту лачужку, хозяйке достаточно было антуража свалки, по которой окромя бездомных животных и нищих, никто не сновал без особо крайней необходимости. Место было неподходящим для прогулок, да и небезопасным.
Однако ж среди этих ржавых гор бодро вышагивала высокая и статная женщина преклонных лет. Дама резко контрастировала на фоне грубых обломков своим нежнейшим, цвета сирени, платьем, уходящим до земли и распространявшим вслед за ней шлейф-хвостик. Посеребрённую голову венчала изящная белая шляпка с широкими полями, украшенная шёлковыми цветами и кружевом. Опиралась таинственная незнакомка на длинный зонт-трость, пестрящий смачным малиновым соком. Женщина шла одна, уверено и хорошо зная дорогу.
Дом вырос перед дамой, недружелюбно пялясь на незваную гостью пустыми глазницами мёртвых окон, дым продолжал извергаться из трубы чернотой, которая моментально растворялась в воздухе. Не раздумывая, женщина постучала в деревянную дверь крючком рукояти зонта, каждый стук отчеканился на поверхности тёмной вмятиной.
– Открывай! Я знаю, что ты дома! Нечего прикидываться глухой! Я никуда не уйду, слышишь? – Гостья нанесла ещё пару крепких ударов, дом еле видно сотрясся.
Из домашней тишины зашамкали торопливые шажки, послышалась суетливая возня с замком и дверь нехотя отворилась, выставляя на свет божий старушку в замусоленном фартуке, поверх видавшего виды фланелевого платья в
