Обычная сегодняшняя история. Познакомилась с приличным человеком. Думала, что приличный. Оказался наркоманом и ворюгой. Брат Аллы с его товарищем взялись «вытрясти» из того душу. А тот, сознавшись во всем и пообещав вернуть украденные деньги, махнул в милицию. Взяли, мол, заложником, избивали, деньги требовали. Рай для очередной, надуманной «галочки» в милицейских отчетах! Вот и взяли «мерзавцев» при передаче им «меченых» денег. Кажется, чушь, и доказать обратное просто, но… Товарищ брата, бывший на учете у опытных в таких делах ментов, вдруг «сознался», что целью «базара» был «отъем крупной суммы денег». «Грабителям» предоставили альтернативу: за освобождение из милиции — сто тысяч. В долларах, разумеется, чтоб не мелочиться. В противном случае всем, без исключения, грозила статья 126, часть 2, пункты «а», «в» и «з» Уголовного кодекса — то есть похищение человека, совершенное группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия и из корыстных побуждений. И сроки — предположительно от 6 до 15 лет. Ну, или, соответственно, деньги на бочку. А чтоб решение задержанными принималось побыстрее — «висяки» милицию не красят, — применили стандартные меры. Если пластиковой бутылкой, наполненной водой, бить «подозреваемого» по голове и по телу, видимых следов не остается, а вот мозги у него очень скоро проясняются. Сотрясения всякие в расчет не идут, поскольку их легко списать на симуляцию «якобы потерпевшего». Но ребра там всякие, почки и прочие органы — они, безусловно, страдают. Однако, как объясняют в милиции в таких случаях, арестованный вполне мог оказать сопротивление при задержании, или там неловко упасть и скатиться по бетонным ступенькам лестницы, или просто из окна выпрыгнуть неудачно. А чтоб доказать обратное, нужна независимая экспертиза, а где ее взять задержанному, пребывающему в «обезьяннике»? Особенно, когда и адвокат ему назначен судом, и с правозащитниками — никаких контактов. Ну, там всякие сложности, то, другое, короче, частично деньги нашли и передали по всем правилам «чекистской конспирации». Но достали мало, поэтому деньги, разумеется, менты взяли, но дело в суд, тем не менее, передали.

Центральный ОВД, Центральный столичный суд — образцовые предприятия по «производству справедливости». Следственные действия были проведены с блеском, мундир на прокуроре сверкал, а вот подозреваемые не признали выдвинутых против них обвинений, но у судьи не оставалось сомнений: ведь свидетелей избиения не было. Однако в процессе судебного следствия всплыла неожиданная «бяка». Пострадавшая-то, оказалось, передала заявление в милицию о краже и своих подозрениях по поводу вора, только не в Центральный ОВД, а в другой, по месту жительства. И заявление странным образом не потерялось. Да и означенный адвокат не оправдал доверия судебного органа, уцепился за данный факт. Надо же? И так нехорошо всем сразу стало! Это что же, на фальсификацию похоже? Нет, нельзя, чтоб развалилось старательно сфабрикованное дело! Ладно, пусть похищения человека с применением насилия не было, но зато самоуправство-то было? Передача денег была! Вот и переквалифицировали со 126-й на 330-ю статью Уголовного кодекса Российской Федерации. А адвокат воспользовался вновь открывшимися обстоятельствами и добился условного приговора. Хоть что-то…

И по поводу наркомана-вора вопрос как-то вдруг сразу усложнился, перетек в непонятные какие-то инстанции. «Пострадавший» оказался известным в своих кругах геем. А гей-тусовка — уж кому, как не милиции и знать-то об этом! — своих не выдает.

Все можно пережить в конечном счете, да только вот работодатели, особенно в средствах массовой информации, не любят принимать на работу осужденных, даже условно. Вот и пришла Алла спросить совета у единственного в Москве человека, кому могла еще верить, у Александра Борисовича. Это ведь он на ее памяти, вопреки мужественным стараниям провинциальной милиции и прокуратуры, сумел-таки довести до суда дело об очередных «оборотнях» из правоохранительных органов. Модные это были тогда, в первые годы нового века, темы для журналистских размышлений и «частных расследований». Громкие… Только что ж мог бы теперь сделать Александр Борисович?

А рассказ впечатлил. И не хотелось от него просто так отмахиваться. Хотя, с другой стороны, детей, что ли, с этой дамочкой крестить?

Знал Турецкий про этот центральный отдел, и не то, чтоб «зуб имел», но цена этим «фабрикантам» ему была хорошо известна. Как известно и то, ради чего и почем нынче покупаются милицейские должности. Своя, понимаешь ли, такса. Сотрудник, к слову сказать, относительно невысокого уровня, типа начальника отдела, стоит «покупателю» 5 тысяч долларов в месяц. На «евры» еще почему-то не переходят, видно, «американец» привычнее. А тот, который повыше сидит, — его «зарплата» уже 10 тысяч «баксов». Уголовное дело, между прочим, на своего конкурента можно «купить» у следователей за 400 тысяч. Зато, чтобы «развалить» его, придется выложить втрое больше. Всему своя цена, даже доброму делу. Но вот как к такой постановке вопроса привыкнуть, это и есть «большой вопрос»…

— Знаешь, что, Алла? — задумчиво сказал Турецкий. — Дай-ка мне времени немного подумать. Не беспокойся, я верю тебе, потому что знаю, как подобные дела создаются. Но тут другое. Добраться до них нелегко. Есть, конечно, пути, но не уверен, что быстро получится. Мы ж не можем действовать их методами, хотя… кто его знает… Ты о себе-то расскажи…

— А чего рассказывать? После вашего отъезда был суд. А вот когда осужденных отправили на нары, начали разбираться и с теми, кого могли достать. А я больше всех суетилась, они и начали с меня. Много же не надо: раз — выговор, два — выговор, и верни вахтеру удостоверение. Я продержалась какое-то время, а потом уехала сюда, к брату. Он на телевидении, оператор. Один живет, прописал сестрицу. Нашла работу в окружной газете, не бог весть что, но деньги платят. Спонсоры всякие, чтоб о них грамотно писали. А после процесса главным редактором мне было сделано предложение вернуть удостоверение. Вот и все. Сунулась в одно место, в другое, показала резюме, сложностей вроде не было, но как только видели судимость, разводили руками. Вот, Говорят, если б, мол, сняли, тогда… И то, неизвестно еще, как спонсор посмотрит… Я понимаю, еще и внешность у меня… Но выхода нет.

— Оставь мне свои координаты, я подумаю. Не сейчас, в смысле еще не сегодня, но постараюсь что-нибудь придумать. — Он вдруг рассмеялся. — Ты даже не представляешь, как я тебя ненавидел! Но, самое странное, теперь не знаю, за что. Может, потому что ты мне кровь портила своими советами бесконечными, лезла, куда тебя никто не просил? А сейчас думаю, мы тогда все-таки неплохо с тобой поработали… Дело, конечно, прошлое, но, скажу честно, я бы, наверное, и еще с тобой поработал. Хотя беспокойства от тебя было — во! — он провел ладонью над головой.

— Молодая была, многого в жизни не понимала, — оправдалась Алла, грустно улыбнувшись.

— Ишь ты, можно подумать, сильно постарела с тех пор!

— И постарела тоже, не надо лукавить, Александр Борисович, я по вашим глазам сразу увидела. Но… раз уж все равно пришла… да что говорить?..

— Слушай, — он обратил внимание на несколько старомодную кожаную папку на ее коленях, — а у тебя часом нет с собой этого твоего резюме? Надо же, придумали слово! Покажи, если есть.