с вашей! — повторил Майер, заметив неудовольствие на лице Оболенцева.

— Это уже перебор, Рудольф Дмитриевич! — возмутился Оболенцев.

— Какой «перебор»? Они — гангстеры!.. Пауки!.. Вампиры!.. Сбились в стаю и сосут!.. Весь город со-о-сут!

— Нельзя ли поконкретнее?

— За их спинами и милиция, и уголовники…

— Вся милиция? — иронично спросил Оболенцев.

— Не верите? — улыбнулся Майер. — Могу рассказать, как они меня обобрали перед самым отъездом. Хотите?

— Давайте!

— Когда у меня все было готово, чтобы отбыть сюда, к моим племянникам, капитан Цвях из горотдела милиции пронюхал, что я на воле. Он вышел на меня и потребовал двадцать «штук» или, как он изволил выразиться, быстро мне «лапти сплетет».

— Один подонок всегда найдется!

— Двадцать «штук» многовато для одного, не по чину, — ехидно ответил старик.

— Считаете, что брал на весь горотдел?

— На горотдел маловато будет! А вот с полковником Багировым поделиться в самый раз.

— С начальником горотдела?

— Помните! — довольно заметил Майер. — Еще бы не помнить, ведь это он сдавал меня. Благодарность еще получил и ценный подарок: именные часы. Смех, да и только! Он этих часов может покупать каждый час по паре, включая время на сон, на завтрак, обед и ужин.

— Считаете, что не за дело получил? — помрачнел Оболенцев, вспоминая довольное лицо полковника Багирова.

— Да у него одно лишь дело: взятки брать да приказы Борзова выполнять, на большее он и не способен. Конечно, я не имею в виду, что он не в состоянии водку жрать да с бабами путаться.

Майер замолчал и схватился опять за сигареты.

— Считаете, что и Борзов замешан? — все более мрачнел Оболенцев.

— Они же все и решали: кого вам по делу «Океан» сдавать, а кто подождет своей очереди. И меня выдали только для того, чтобы направить вас по ложному следу. Отвести удар от себя… Вот так! — подытожил Майер.

— Кто они?

— Борзов и компания.

— Ну, а какое отношение они имели к делу «Океан»?

— Не забывайте, что город — еще и морской порт, откуда суда идут в капиталистические страны.

— И что?

— А то, что на судах у них есть свои преданные люди, — намекнул Майер.

— Контрабанда?

— И в крупных размерах, — усмехнулся Майер, — как пишется в приговоре… Вы помните, с чего началась раскрутка дела «Океан»?

— На таможне вскрыли банки с сельдью, а там оказалась черная икра!

Майер покровительственно рассмеялся.

— И что вы по поверхности скользите все время! — заявил он. — А до глубины никак не доберетесь.

— Просветите! — нахмурился Оболенцев.

— Понимаете, Кирилл Владимирович, для того, чтобы с помощью икры хорошо жить, надо делиться. Потому что большое начальство, приезжая на отдых, все видит. А порой кое-кто и напишет… Отцы города это хорошо усвоили. Сами жили и большому начальству помогали. Ниточка ой как высоко тянулась…

— Ну, а вы к этой игре какое отношение имеете?

— Помните «Золотого теленка»? У каждого босса всегда есть под рукой свой зиц-председатель. Когда вы тогда так рьяно взялись за дело, то очень многих напугали. Вот тогда-то вам и стали сдавать «шестерок», разыгрывая свой сценарий, — резюмировал Майер.

— И вы были одним из зиц-председателей?

— Нет, конечно! — загрустил Майер. — Но наш зицпредседатель вовремя смылся.

— В Израиль? — пытался угадать Оболенцев.

— На тот свет! Тогда наш тайный совет постановил сдать меня.

— Почему?

— Во-первых, у них появилась возможность вторично продать место директора ресторана «Москва», — стал загибать пальцы на руке Майер, — за которое, можете мне поверить, я заплатил совсем неплохие деньги… Во-вторых, они знали, что я собираюсь «линять», как они любят выражаться, к племянникам в Штаты. В-третьих, я умею молчать, на меня можно было положиться. В-четвертых… а, хватит и трех…

— Все-таки что же в-четвертых? Тайна?

— Мадам Борзовой не угодил чем-то. Она у нас всем общепитом и ресторанами ведала, — коротко пояснил Майер. — Сам не знаю чем, клянусь, знал бы, сказал, самому интересно.

— И вы думаете, что это она приказала вас сдать?

— Трудно сказать, кто был инициатором этого хода, — спокойно произнес Майер.

— Вон куда мы приехали! Но вы мне так и не дорассказали историю своего исчезновения из списков живых. Двадцать «штук» отдали?

— Откуда? — засмеялся Майер. — Рублей у меня уже не было, но в обиде они не остались…

И Майер поднял руку с покалеченным безымянным пальцем, в которой он держал сигарету.

— Камешек? — уверенно спросил Оболенцев.

— Фамильный! Четырехкаратник… голубой воды! Едва с пальцем не взяли…

— Сочувствую! Но вывезти бриллиант вы все равно бы не смогли.

Майер рассмеялся:

— Это — мои проблемы!.. — И неожиданно жестко добавил: — Дело не в камне… Поймите, целый город во власти преступников. И они ни перед чем…

— Вам-то какая теперь печаль? — с досадой перебил его Оболенцев. — Почему вы умолчали об этом на следствии?

С недоумением посмотрев на Оболенцева, Майер спокойно произнес:

— Вы же знаете правила игры и хорошо понимаете, что тот, кто говорит правду, раньше времени плохо кончает. Стоило мне тогда заикнуться об этом — вряд ли я бы сегодня разговаривал с вами. Мне кажется, что вы просто упорно не хотите согласиться с тем, что вас обвели, направили по ложному следу, чтобы отвести удар от себя. Кто-то организовал этот гениальный спектакль, а вы… вы, я повторяю, сыграли на их интерес!

Оболенцев понял, что Майер сильно тоскует по своей прошлой жизни и, не будь Воркуты, с удовольствием поменял бы сытую Америку на Россию, где он все имел, но все потерял по воле людей, которых возненавидел.

— Рудольф Дмитриевич, — так же спокойно обратился к старику Оболенцев, — все, что вы мне сегодня порассказали, к делу не пришьешь. Кто-нибудь может подтвердить ваши показания?

— Под протокол, — усмехнулся Майер, — мало желающих найдется. Я имею в виду… там, у вас… Ну, а те, которые выбрались… разыщу их, попробую уговорить. Многим из них все равно скоро ответ перед Богом держать.

— Ну