внутри развлечения внутри сна. Жизнь завладевает тобой, она формирует зависимость, она — состояние потока превыше всех состояний потока, — до такой степени, что всякий играющий в неё забывает в пылу момента обо всём остальном, — но она только часть Всего. Все мы должны со временем переходить к следующим частям, и некоторые переходят раньше других. Это несправедливо к тем, кто остался — но и они со временем уйдут в края, где любая «несправедливость» кажется несущественной мелочью. Мои соболезнования твоей семье.

Старик повернулся к центральному идолу:

— Почему ты забрал моего сына?

Певучими вздохами центральный идол ответил:

— Ты слышал, что сказано:

Убитый мнит, что он убит, и

убийца мнит, что пролил кровь, —

от них пути мои сокрыты,

какими вновь иду и вновь[1].

Твой сын не умер. У тебя не было сына. Ты обвёл контуром облако атомов, качеств и божественного огня, и назвал его сыном. Теперь оно растаяло. В Багдаде есть нефтяник, у которого в вилочковой железе есть один атом азота, некогда бывший в теменной коре твоего сына. В Бельмопане есть один сирота с улыбкой твоего сына; в Братиславе — один бизнесмен с добрым нравом твоего сына. В Бангкоке живёт один очень праведный монах, который только что подумал мысль, никому не приходившую в голову, кроме него и твоего сына. Сказано:

Не умер он; теперь он весь в природе;

Он голосам небесным и земным

Сегодня вторит, гений всех мелодий,

Присущ траве, камням, ручьям лесным,

Тьме, свету и грозе, мирам иным,

Где в таинствах стихийных та же сила,

Которая, совпав отныне с ним,

И всех и вся любовью охватила

И, землю основав, зажгла вверху светила.

Прекрасное украсивший сперва,

В прекрасном весь, в духовном напряженье,

Которое сильнее вещества,

Так что громоздкий мир в изнеможенье,

И в косной толще, в мертвом протяженье,

Упорно затрудняющем полет,

Возможны образ и преображенье,

Когда, превозмогая плотский гнет,

В зверях и в людях дух лучей своих глотнет.

И в небесах времен видны затменья,

Как в мире, где небесные тела

Превыше смертного недоуменья,

И днем звезда в пространстве, где была;

Смерть — разве только низменная мгла,

В которую сияние одето.

Дарует мысль сердцам свои крыла,

И выше смерти — вечная примета! —

В эфире грозовом живые вихри света[2].

Старик не ответил. Он только повернулся к последнему идолу и спросил:

— Почему ты забрал моего сына?

Голосом, подобным рису, сыплющемуся по алюминиевым трубам, идол справа сказал:

— Мы всеведущи, но не всемогущи. Нам запрещено открывать, возможно ли истинное всемогущество. Мы можем сказать только одно: существует Судия или нет, но в мире нет правосудия; в ограде Времени его нет. Утрату твоего сына оправдать невозможно, и я не могу сказать ничего, что осчастливит тебя. Но это нормально: у тебя и нет задачи быть счастливым. Ничего страшного, если не станешь им. Теперь твой единственный долг — утешать твою невестку и баловать внуков. Займись этим — и будешь благословен теми богами, о которых смертным только и дозволено знать.

— Но… — проговорил старик. — Но я увижу его когда-нибудь?

— Не стремись узнать более того! — пропели все три идола в унисон. — Прочь!

Старик ушёл, и я повернулся к идолам.

— Спасибо, — сказал я. — Вы… вы сделали ему добро.

— Всегда пожалуйста.

— Я всегда лгу, и отсюда неизбежно следует, что я чудовище.

— Пингвин, обезьяна, пирожок.

* * *

Я глянул на часы. Остался час до конца моей смены в храме трёх всеведущих идолов, из которых один всегда говорит правду, другой всегда лжёт, а третий отвечает случайным образом.

Вошла вопросительница. На ней был твидовый пиджак, а на губах нечто вроде ухмылки.

— Мой первый вопрос идолу слева. Будет ли твой ответ на этот вопрос «нет»?

— Да, — сказал идол голосом, подобным игре лучей в бриллиантах.

— Значит, ты Лживый или Случайный. Тот же вопрос центральному идолу — будет ли твой ответ на этот вопрос «нет»?

— Пингвин, обезьяна, пирожок, — сказал центральный идол.

— Значит, ты Случайный, а отсюда следует, что идол слева — Лживый. Мой последний вопрос идолу справа — будет ли твой ответ на этот вопрос «нет»?

— Пингвин, обезьяна, пирожок, — сказал идол справа.

— Э-э… что? Но как?…

— Не стремись узнать более того! — пропели все три идола в унисон. — Прочь!

— Нет! — закричала она. — Признайте! Я вас провела! Я заставила вас изменить вашей природе!

Идолы молчали.

Я вздохнул.

— Идите в сувенирный магазин, скажите, что запутали идолов хитрым парадоксом, и вам дадут скидку 50 % на футболку с надписью «Я ЗАПУТАЛА ИДОЛОВ ХИТРЫМ ПАРАДОКСОМ». Не волнуйтесь, никто не будет проверять.

— Но я действительно их запутала!

— Вот и отлично. Прошу прощения, пропустите следующего, пожалуйста.

* * *

Осталась лишь пара минут до конца моей смены в храме трёх всеведущих идолов, из которых один всегда говорит правду, другой всегда лжёт, а третий отвечает случайным образом.

Вошла вопросительница. Примерно моего возраста, высокая и странно миловидная, с несколько отрешённым видом.

— Мой вопрос левому идолу — сказала она слегка нервозно, вытащила блокнот и с чем-то сверилась. — Мой вопрос: что это вообще такое? Почему существуют три идола, из которых один всегда говорит правду, другой всегда лжёт, а третий отвечает случайным образом?

Идол заговорил голосом, похожим на хлопанье огромных крыльев:

— Давным-давно Божество Знания узрело людское невежество и опечалилось. Оно попросило у Божества Силы позволения дать вашему роду советчиков, чтобы наставлять вас на верный путь. Но Божеству Силы поручено было защищать мир от божественного вмешательства. Оно отклонило просьбу и связало Божество Знания клятвой: никогда не посылать Человечеству советчиков, которые могли бы сообщить важную информацию. Божество Знания думало над этой клятвой много эонов и решило создать нас. Оно применило вероятностную уловку, и потому, что бы ни спрашивал человек, мы никогда напрямую не дадим полезных советов.

— Теперь вопрос центральному идолу, — сказала девушка. — Если Божество Знания знало, что советчики будут бесполезны, зачем оно вообще создало их?

Идол заговорил голосом, напоминающим помесь тувинского горлового пения с григорианским хоралом:

— Одна женщина спросила нас о смысле жизни. Мы, три идола, дали ей три ответа, и она не могла точно знать, какой из них верен. Но она ушла счастливая, потому что узнала, что смысл жизни существует. Вот так же и Божество Знания послало нас как откровение. Оно не могло открыть людям тайны вселенной, но могло открыть людям, что тайны существуют, и что их можно познать. Само наше существование даёт кое-какие подсказки: самые глубокие истины лежат