Видимо, капитан с Жильбером были из одного селения, да и почти вся команда состояла из дружной кучки односельчан, одинаково слаженно и трудолюбиво промышляющих рыбной ловлей, перевозкой грузов или морским разбоем. Не забывающих свой приход и церквушку местного святого и живущих в полном ладу с собственной совестью.

Среди всех нерадостных событий последних часов Жанну почему-то более всего донимала мысль, что если бы она попала на этот же корабль в качестве пассажирки, то ее честно; добросовестно и с почтением довезли бы до места. Это было обиднее всего. Хотя почему обиднее – Жанна понять не могла. Наверное, потому, что легче сопротивляться открытому врагу, чем человеку, который видит в тебе только товар.

– Как, господин капитан? – сделала большие глаза Жанна. – Я же должна буду померить платья! Не могу же я оставить себе наряд, который плохо на мне сидит?!

– Дело твое, герцогиня, – кивнул капитан. – Только я с места не сдвинусь. Меня не проведешь!

– Как хотите, капитан! – пожала плечами Жанна. – Тогда будете держать зеркало.

Такого оборота капитан не ожидал и несколько растерянно сжал в руке небольшое зеркальце.

«Ну, погоди, милый! – злорадно думала Жанна; оглядывая себя в зеркале. – Ты меня до гроба помнить будешь! Будешь продавать на восточном базаре и локти кусать от досады, что себе оставить нельзя! А то команда тебе голову отрежет! У, рожа противная! Я – слишком дорогая жемчужина для такого навоза, как ты!»

– Жаккетта, открывай сундук! – скомандовала она.

Безмолвная, с кровоподтеком на виске, Жаккетта проковыляла к сундуку. Вместо растерзанных в клочья юбок Жанна дала ей свою нижнюю, и Жаккетта путалась теперь в слишком длинном подоле. Да и без этого походка ее ровней бы не стала. Во влажном соленом воздухе каморки, который отвели пленницам под каюту, раны заживали плохо, и каждый шаг, поэтому давался с трудом. Жаккетта не боялась и не ненавидела команду. Просто перестала их воспринимать. Весь внешний мир для Жаккетты замкнулся на госпоже Жанне, кроме нее, не существовало ничего. Ни моря, ни корабля, ни пиратов… Скользнув по капитану пустым взглядом, Жаккетта открыла сундук и принялась доставать наряды госпожи.

– Достань мою любимую рубашку!

Жанна, не торопясь, принялась ослаблять шнуры корсажа дорожного платья… Помощь камеристки здесь не требовалась – шнуровка шла по переду лифа, и Жанна превратила этот процесс в целое представление.

– Вы не возражаете, капитан, против моей болтовни? – ласково спросила она.

– Валяй! – милостиво разрешил капитан, уставившись на расползающиеся в стороны края корсажа.

– А говорят, моряки такие стойкие мужчины! – щебетала Жанна, порхая пальцами по шнуркам.

– Угу… – согласился капитан, нервно покашливая в кулак.

– И сколько их не соблазняй, они всегда сами решают, когда принять участие в турнире любви. Правда?

– Ну-у, правда… – не стал отрицать капитан.

– Это так необычно! – мурлыкнула довольная Жанна, снимая пояс и распутывая завязки юбки. – Значит, как вы сказали, мы встречаемся сегодня вечером после ужина?..

– Сказал, значит, сказал! – мотнул головой капитан.

– Вы настоящий морской волк!

Юбка с шелестом опустилась вниз, Жанна шагнула из нее. Подоспела Жаккетта и помогла госпоже снять корсаж. Лишь на мгновение Жанна осталась в одной рубашке, но и рубашка последовала за платьем.

У капитана дернулся кадык. Пусть поздно, но капитан сообразил, что он настоящий морской волк. А моряки такие стойкие мужчины. Нипочем не поддаются на провокации. И сколько их не соблазняй, всегда сами решают, когда принять участие в турнире любви. То есть вечером после ужина! Морской дьявол!

А Жанна была прелестна. В сумраке тесной каюты ее белая кожа мягко сияла. Проникающие сквозь щели полоски света тепло подсвечивали точеные линии ее тела. Длинная шея, покатые плечи, маленькая грудь… Тонкие руки, стройные ноги, узкие ладони и ступни… Золотистые волосы мягко обрамляли высокий лоб и волнами спадали на плечи и спину. В ней не было цветущего здоровья легко продолжающих род человеческий женщин. Изгиб спины, чуть покатые плечи и слегка выпяченный живот, сформированные согласно неписаным, канонам красоты знатных дам, рождали ощущение надломленности, хрупкости неземного создания. Если бы пленница вдруг оторвалась от земли и заскользила по воздуху, капитан бы даже не удивился, настолько нежным и воздушным был силуэт Жанны в темноте каморки…

Жаккетта накинула на госпожу рубашку тончайшего полотна – и нагота не исчезла. Наоборот, стала еще откровенней, еще вызывающей. Водопад полупрозрачной ткани окутал тело, обрисовывая без единой морщинки всё выпуклости и собираясь мелкими складками в ложбинках.

Глаза у капитана горели каким-то фанатичным огнем. Единственное похожее, что он видел в жизни, было изображение в деревенской церквушке святой блудницы, возле которой он еще мальчишкой застывал на долгие-долгие мгновения, силясь понять, почему ее скромность переворачивает душу значительно сильнее, чем любые заигрывания местных, промышляющих любовью девиц.

И сейчас Жанна казалась капитану ожившим изображением Марии Магдалины, под напускным смирением скрывающей все радости мира.

– Держите ровнее, капитан! – Жанна произнесла фразу таким тоном, словно на ней, по меньшей мере, было теплое платье, зимний плащ и подбитые мехом перчатки.

Капитан вздрогнул, словно проснувшись, и послушно повернул зеркало.

Жанна поправила рубашку у горла и приложила к себе первое платье.

– Мне кажется, капитан, вишневый цвет в сочетании с розовой подкладкой мне не идет… – продолжила она светскую беседу: – Нет, его я не возьму. Жаккетта, подай следующее! Ну-у, это тоже мне не нравится, но надо подумать… Ах, это всегда так сложно – выбрать! Просто голова раскалывается… И кто знает, что теперь модно на базарах Магриба….[1]

Жанна перемерила все платья, и не по одному разу. В этом вихре переодеваний она точно уловила момент, когда капитан отвлекся, пытаясь в очередной раз убедить себя, что он настоящий морской волк, и молниеносно надела нафаршированную драгоценностями юбку.

– Я все-таки оставлю себе желтое. Оно мое любимое! Жаккетта, подай. Капитан, вы не против? – наконец остановила свой выбор Жанна на платье из золотистой ткани.

Оно не производило вид самого дорого, и капитан не стал протестовать. Правда, сейчас он вообще был со всем согласен, лишь бы его не трогали.

Жаккетта затянула на госпоже темно-золотистую юбку тяжелого шелка и подала плотный, расшитый витым шнуром корсаж.

Вырез корсажа был низкий-низкий и предоставлял прикрытым рубашкой грудям опасную свободу. Мало того, совершенно умышленно корсаж на груди не сходился, являя взору полупрозрачную вставку янтарного цвета, которая должна была играть роль непрочной защиты непорочной добродетели. Вышитые рукава платья скрыли широкие крылья рукавов рубашки, позволяя им лишь выглядывать буфами в разрезах на локтях.