Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стук входной двери отвлек ее от размышлений.
– Джинни! – Имоджен услышала голос матери в прихожей и выбежала на лестницу.
– Да, мама, я здесь.
– Вот и хорошо. Спускайся сюда, милая, я хочу кое о чем поговорить.
Имоджен нашла Роуз в гостиной, находившейся в задней части их большого дома с крыльцом посередине. Эта комната всегда казалась ей очень женской – в обстановке особенно чувствовалось влияние матери. Именно здесь дважды в неделю Роуз играла в бридж, во время которого подавали маленькие сэндвичи и разрезанный на куски домашний фруктовый кекс. По такому случаю мать каждый раз пекла кекс сама, не доверяя эту задачу Хетти. «Девчонка не имеет ни малейшего представления о том, как нужно печь, – часто говорила мать с сожалением. – Я пыталась научить ее, но она просто безнадежна… Такое ощущение, что она неспособна запомнить даже самые простые вещи. Как бы я хотела, чтобы вернулась Эдит!»
Эдит долгое время работала горничной у Митчеллов. Она прожила вместе с семьей почти двадцать лет, однако недавно ей пришлось вернуться домой, чтобы ухаживать за умирающей матерью, и ее заменила Хетти. Имоджен хотела, чтобы мать Эдит поскорее умерла или пошла на поправку и Эдит вернулась к ним. Тогда ее мама стала бы счастливее, а их жизнь – такой, как прежде. Имоджен знала, что нехорошо желать кому-то смерти, но, как говаривала ее мать, «мы все должны когда-нибудь умереть».
Роуз стояла около камина. Несмотря на маленький рост, эта женщина умела привлечь к себе внимание. До брака она была учительницей и буквально излучала спокойную уверенность. Имоджен без особого труда могла представить ее перед классом.
– Иди сюда, дорогая, – сказала мама.
Ноги Имоджен утонули в шелковистом ворсе кремового китайского ковра, когда она направилась к матери. Оставив легкий поцелуй на ее щеке, Имоджен вдохнула запах ландышей.
– Хетти приготовила для тебя чай? Я оставила кекс остывать на противне, перед тем как уйти, и попросила полить его глазурью и обязательно отрезать тебе кусочек. Я знаю, что ты всегда возвращаешься домой голодная.
– Нет, – ответила Имоджен. – Я только отведала твоего вкусного печенья.
– Понятно, – улыбнулась Роуз. – А теперь сядь, Джинни, мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Имоджен села на диван с очаровательным сиреневым покрывалом, которое украшал узор из больших белых глициний. У Имоджен появились нехорошие предчувствия по поводу этого «разговора». Утром в школе она позволила себе хулиганскую выходку: на глазах у всех притворилась, что потеряла сознание. Два учителя тут же бросились к ней на помощь и отнесли в медпункт. Имоджен хорошо запомнила лица двух своих лучших подруг, Джой и Норы: как они с трудом сдерживали смех, пока ее «бесчувственное» тело выносили из актового зала. Неужели директриса поняла, что она притворялась? Но даже если и так, когда она успела сообщить об этом матери? Страх постепенно распространялся по всему телу Имоджен; он пополз вверх по ногам и наконец добрался до желудка, где и обосновался, словно тяжелый и неприятный комок непереваренной пищи.
– Почему у тебя такой встревоженный вид, милая? – поинтересовалась мать, садясь рядом на диван, и взяла Имоджен за руки. – Джинни, ты дрожишь? Да что с тобой такое?
Щеки Имоджен вспыхнули.
– Ничего, – пробормотала она в ответ.
– Наверное, ты опять напроказничала? – с наигранной серьезностью спросила Роуз. – Но не переживай, тебе за это ничего не будет. Сейчас… думаю, ты уже знаешь, что наши дела с мистером Гитлером обстоят не очень хорошо?
Имоджен выпрямилась и внимательно посмотрела в янтарные глаза матери.
– Да, мамочка. На этой неделе учительница рассказывала нам об этом.
– Да. Так вот… дело в том, что, похоже, может начаться война.
В ту же минуту глаза Имоджен наполнились слезами:
– И папа снова уйдет в армию?
– Нет, Имоджен, этого не случится. Он слишком старый и уже отслужил свое. Дело не в этом. Но если наши опасения подтвердятся… В школу уже поступила информация о том, что Ньюкасл может стать вероятной мишенью, со всеми его пристанями и судостроительными предприятиями.
Имоджен посмотрела на мать с непониманием:
– Мишенью?
– Да, милая… для бомб.
Имоджен крепко сжала холодную руку матери.
– Успокойся, Имоджен, я понимаю, это звучит ужасно, но не стоит так пугаться. Может, нас не будут бомбить. Тем не менее было принято решение, что дети вроде тебя, живущие в больших городах, должны быть эвакуированы.
Имоджен по-прежнему озадаченно смотрела на мать.
– Ты понимаешь?
Имоджен покачала головой.
– Твою школу переведут куда-нибудь в сельскую местность, где вы будете в безопасности. Директор сообщил мне сегодня утром, сейчас они занимаются организацией вашего отъезда. Судя по всему, вас эвакуируют в Озерный край. Джинни, ты только представь, там столько красивых озер, гор, а какой там свежий воздух! Это будет просто чудесно!
– И мне придется уехать от вас с папой и от моих друзей?
– Нет, твои друзья тоже уедут. Вас ждет настоящее приключение!
– А надолго?
– Ох… пока все не уляжется. Может быть, всего на несколько месяцев.
– Но я не хочу уезжать от вас с папой! – воскликнула Имоджен.
– Знаю, милая. Мы тоже не хотим, чтобы ты уезжала, но должны позаботиться о твоей безопасности. Сейчас это самое разумное решение.
– Но кто позаботится о вашей безопасности? – задала логичный вопрос Имоджен.
– О, с нами все будет хорошо. Мы уже пережили одну войну, и все было не так уж страшно. Но если в школу попадет бомба, занятия придется прервать, ты не сможешь сдать экзамены, и… в общем… возникнет такая неразбериха!
Имоджен почувствовала, как дрожит голос Роуз, увидела, что в ее глазах тоже стоят слезы.
– Как я все это перенесу? – спросила она, еще крепче сжимая руку матери. – Я же буду там без тебя, без папы!
– Но ты ведь уезжала одна на лето к бабушке в Абердин, – быстро ответила мать, к которой постепенно возвращалось самообладание. – Только на этот раз ты будешь не с бабушкой, а со своими друзьями. Это будет здорово, Имоджен, вот увидишь. А мы с папой станем навещать тебя. Мы сможем иногда ездить по Пеннинским горам, и я буду привозить тебе кекс… или даже два кекса.
Хани вбежала в гостиную и свернулась клубочком у ног Имоджен.
– А как же Хани? – спросила Имоджен, почесывая за ухом любимую собачку. – Я больше не увижу ее.
– Мы будем привозить ее с собой.
Слезы, которые стояли в светло-карих глазах Роуз, потекли по ее напудренным щекам. Имоджен понимала, что должна сохранять мужество ради матери, поэтому посадила собаку себе на колени и просто ответила:
– Конечно, привезете. Ты права,