Надя проснулась от солнца, бьющего в глаза, инстинктивно прикрыла лицо рукой, села.

Она лежала на груде соломы в жалкой хижине с земляным полом и единственным незастекленным окном под самым потолком. Через это окно и светило разбудившее ее солнце.

Она была в застиранных шортах цвета хаки и такой же рубашке с короткими рукавами.

Это не ее одежда… вчера она была одета совсем иначе…

Надя вспомнила прошлую ночь, пробуждение в чужой каюте, нападение пиратов на корабль. Вспомнила толпу пассажиров, в страхе теснящихся на палубе, темнокожих парней с автоматами. Вспомнила, как ее волокли к лодке, как она кричала и вырывалась, как ей вкололи что-то шприцем…

Выходит, ее похитили пираты? Выходит, это они переодели ее, пока она была без сознания?

Надя представила, как ее трогали чужие грязные руки, и почувствовала отвращение. И вместе с тем — удивление.

Почему пираты похитили именно ее?

Она не богата, за нее вряд ли кто-то заплатит выкуп…

Ее собираются продать в какой-нибудь ближневосточный бордель? Но почему именно ее, и почему только ее? Надежда не обольщалась насчет своей внешности, на корабле было полно женщин моложе и привлекательнее ее. И где, в конце концов, она находится?

Бесконечные вопросы теснились у нее в голове, и ни на один из них она не могла ответить. Она села на своем жестком ложе. Голова не болела и даже не кружилась. Не было звона в ушах, только небольшая слабость да сухость во рту. Как видно, препарат, что вкололи ей перед тем, как бросить в лодку, оказался без побочных эффектов.

Надя встала, подошла к двери хижины, толкнула ее. Дверь заперта снаружи, но казалась на вид такой хлипкой, что ее нетрудно было высадить плечом. Надя поднажала…

И чуть не свалилась, потому что дверь неожиданно открылась, и на пороге хижины появилась толстая чернокожая женщина в длинной цветастой юбке, в хлопчатой кофте, едва не лопающейся на мощной груди, с деревянным подносом в руках. На подносе лежало несколько лепешек, незнакомый фрукт, стоял глиняный кувшин. За юбку женщины держался голый мальчуган лет пяти, грязный палец засунут в рот. При виде Нади он изумленно вылупил глаза.

Женщина поставила поднос на пол и обратилась к Наде с длинной выразительной фразой на незнакомом языке, изобилующем низкими гортанными звуками.

— Не понимаю… — ответила Надя по-английски.

— Есть, — проговорила негритянка на том же языке, и на всякий случай показала пальцем на лепешки, а потом поднесла руку ко рту характерным жестом.

Видимо, она израсходовала весь свой запас английских слов, потому что снова разразилась длинной непонятной тирадой.

Есть Наде не хотелось, но она поблагодарила негритянку и даже вымученно улыбнулась ей — решила на всякий случай попытаться наладить контакт. Во всех американских фильмах советуют так делать.

Мальчишка вытащил палец изо рта, подергал мать за юбку, направил обслюнявленный палец на Надежду и что-то спросил у матери. Та ответила коротко, отвесила ребенку подзатыльник и, повторив свое единственное английское слово — «есть», — медлительно развернулась и направилась к выходу.

Через ее плечо Надя выглянула наружу.

У порога хижины стоял высокий чернокожий парень в длинной красной юбке, с автоматом на плече.

Значит, сбежать будет не так просто.

Да и какой смысл убегать, если она даже не представляет, где находится? Единственное, что она может сказать определенно, что эта хижина расположена на Африканском континенте. Так что за пределами деревни вполне могут быть хищники — четвероногие и куда более опасные двуногие… Но даже если бы никого не было, куда она пойдет? Как только они ступили на борт лайнера, паспорта отобрали, как объяснили, для того, чтобы удобнее было проходить паспортный контроль в портах разных государств. А пассажирам выдали карточки с фотографиями. «Если заблудитесь в чужом городе, — объяснял гид, — вам следует обратиться к первому же полицейскому, если даже не сумеете объяснить, что потерялись, он по карточке поймет, с какого вы корабля, и вас доставят в порт».

«Очень смешно, — вздохнула Надя, — и где здесь искать полицейского?» Да у нее и карточки-то нет… Вообще ничего нет — ни денег, ни документов. И совершенно непонятно, чего от нее нужно этим черным типам.

Надя опустилась на корточки, отломила кусок лепешки, пожевала. Есть не хотелось, но очень хотелось пить. Отпила из кувшина. В нем было теплое перебродившее пиво. Она поморщилась, поставила кувшин, подошла к двери и замолотила в нее кулаками.

Дверь открылась, на пороге стоял тот самый автоматчик в юбке. Он что-то проговорил с угрозой в голосе, снял с плеча автомат, махнул им, как палкой.

— Пить, — проговорила Надя по-английски, — вода.

Парень ничего не понял, снова что-то хрипло выкрикнул, оттолкнул ее и закрыл дверь.

Надя опустилась на кучу соломы, прикрыла глаза.

Господи, за что ей это? Нечего сказать — съездила в круиз!

Чтобы хоть немного успокоиться и чем-то заняться, Надя решила вспомнить, как все случилось. Но следовало начать издалека и вспоминать постепенно, с подробностями, тогда она осознает, кто же она такая и как дошла до такой, с позволения сказать, жизни.

Все началось вчера, а кажется, что много лет назад. Только вчера Надя стояла на пустынной палубе и смотрела на море, глотая злые слезы. Нет, ну какой хам! Опять принялся за старое…

Она тут же скривилась, как от зубной боли, потому что перед глазами встало лицо мужа, каким она видела его только что — упрямое, с белыми от злости глазами. После ужина ей хотелось пройтись по палубе, может быть, потанцевать немного, поглядеть шоу. У мужа, однако, были другие планы, он потянул ее в бар. Они уже выпили за ужином бутылку вина, и Надя считала, что ей вполне хватит. Однако согласилась пойти в бар, чтобы не раздражать Олега отказом.

Он заказал крепкий коктейль. Она закусила губу, но сдержалась и даже улыбнулась ему спокойно. Хотя невольно вспомнила, каким отвратительным Олег бывает, когда сильно пьян. А пьянеет довольно легко, хотя ни за что в этом не признается даже самому себе. Нет, он не алкоголик, то есть не опустившаяся деградировавшая личность, и когда работает, вообще не пьет. Но в отпуске…

«Это я так расслабляюсь, — говорит он, — я много работаю, зарабатываю деньги тебе на безбедную жизнь, так могу я, черт возьми, проводить в отпуске время, как мне нравится?»

Ему нравится напиваться каждый вечер и играть в казино. В прошлый раз проиграл приличную сумму. Жутко разозлился и, ясное дело, сорвал злость на жене. А на ком же еще? Орал такое… Хорошо, что машины на корабле все время шумят да двери плотно закрываются, никто его воплей не слышал, а то со стыда сгорела бы… Рядом в каюте англичане такие чопорные…

Три дня она терпела — пускай расслабится. Но, в конце концов, ей-то что делать, когда он все вечера торчит в казино? Одной по палубе гулять? Тоже ничего хорошего. Третьего дня пьяный швед привязался, еле отбилась. Олегу побоялась сказать — ее же и обвинит, что хвостом крутит. Это его любимое выражение.