– А если б женщиной? – слышу из-за двери.

– Тоже вряд ли…

– Некрашеной блондинкой двадцати семи лет с хорошей фигурой? – не унимается.

Слышно, как сливает воду, моет руки.

– Ну, не знаю… Ты еще долго?

Выходит, улыбается. Сразу видно – полегчало.

– И скажи после этого, что ты не расист! Так, ну что тут у нас? – осматривается. – Какие апартаменты! Представляешь, а мне говорят: хочешь в командировку в Москву? Я думаю: «О! Повидаю тебя на халяву!» Совмещу, так сказать, приятное с полезным.

– Ну и правильно, молодец.

Опять объятия с похлопываниями. Осматривается, подходит к книжной полке и берет камешек с Голгофы, который привез мне из Израиля черт знает когда. Когда я жил еще в Ростове и был женат. В прошлой жизни. Вожу этот камешек с одной квартиры на другую, из одного города в другой…

– Помнишь? – интересуюсь.

– Конечно, – вертит его в руке. – Знаешь, тут такое дело…

– Что за дело?

Возвращает камень на место:

– Да так… Потом… Слушай, – шарит взглядом по моей полезной жилплощади, – а мне у тебя нравится. Как тебе удается из такой квартиры барышень выгонять? Будь я женщиной, я бы отсюда никуда не ушел.

– Будь ты женщиной – некрашеной блондинкой лет двадцати семи с хорошей фигурой, – я б тебе вдул!

– Пошляк!

– Нет, правда. Я бы даже на тебе женился. Наверное…

Похоже, я действительно рад его видеть. Смотрю – воодушевился:

– А что? Готовлю я хорошо. Я аккуратный. Характер у меня ангельский… Я был бы хорошей женой. Родил бы тебе ребеночка…

– Нет, я бы тебя трахал только в презервативе.

– Это еще почему?

– Не хочу, чтоб ты беременел.

– А мне не нравятся резинки.

– Ну, ты мог бы пить противозачаточные пилюли.

Такой вариант его тоже не устраивает:

– Если не хочешь, чтобы я родил тебе ребенка, значит, ты меня недостаточно любишь!

Приходится оправдываться:

– Нет, дело не в тебе. Какие дети в наши годы?!

– Но мне-то всего двадцать семь! – не унимается. – У меня, можно сказать, вся жизнь впереди. Я хочу познать радость материнства. Кормить малыша грудью, петь ему колыбельные перед сном…

– К тому же у тебя отвиснут сиськи, ты растолстеешь… И я начну тебе изменять.

Нет, в чем-то все-таки повезло… Вот как подумаю иногда, какое счастье, что не бабой родился. Никогда у меня не будет целлюлита, не надо будет рожать, делать маникюр-педикюр, брить ноги, ходить на каблуках, стоять в длинных очередях в туалет и писать сидя! Никогда у меня не будет месячных! Сколько мороки с этими прокладками! И самое главное – ничто меня не заставит целоваться с мужиками! Какое все-таки счастье, что не бабой родился! Хотя у них не бывает простатита. И еще они, как правило, не лысеют. И живут, по какой-то неведомой причине, значительно дольше…

– И тебе не стыдно заявлять мне такое в лицо? – Прямо-таки багровеет по-настоящему, ноздри вздуваются, нижняя губа непроизвольно вздрагивает, кажется, вот-вот расплачется.

– Нет, это исключено. Больше никаких детей, – стою на своем. – У меня нет на это сил. Как представлю себе: опять присыпки, пеленки, подгузники, плач по ночам… Нет!

Смотрю – у него склеры увлажнились, блестят, стоит передо мной такой несчастный и даже носом шмыгает. А ведь мы еще и ста граммов не выпили!

Сбавляю обороты:

– Пожалуй, уже нет. Хотя…

Ржет сквозь слезы:

– Да ладно тебе! – обмякает, смахивает слезу.

Нет, правда! Теперь уже каждый год на счету. Пора задуматься если не о вечном, то хотя бы о пенсии. Хочется домик у моря. Уютной, теплой страны. Желательно – без зим. Покоя хочется. Порядка. Чистоты. Приятных на слух и глаз переливов волн. Открытых кафе. Неспешности. Праздности. Хорошей медицинской страховки. Потому что в этом возрасте если и задумаешь искать правду, то разве что в терапевтическом справочнике или в районной поликлинике. А что у нас за поликлиники – всем известно.

– Давай на кухню, – похлопываю его по спине.

Прихватывает в коридоре свой портфель:

– Ну, как ты? Чем занимаешься?

– Да ничего… Вот жду месседжа.

– В каком смысле? – интересуется.

– В разных смыслах. Вот, бывает, жду понедельника. Думаю, в понедельник будет месседж. А бывает, четверга… Потом марта… Кажется, в марте обязательно будет месседж. Кажется, когда же, если не в марте? Потом жду мая… Потом следующего года. Понимаешь, вот уже под пятьдесят, а месседжа все нет… Тебя эти мысли не пугают?

– Меня пугают практически любые мысли. В следующей жизни я хотел бы родиться каким-нибудь моллюском без единой извилины в голове. Но с собственным домиком. – Достает из портфеля бутылку. – Месседжа у меня для тебя нет, а вот водочки – привез.

Странно, что его пугают мысли. И живот у него не растет, как у меня. Высокий, подтянутый, достаточно крепкий. А я, несмотря на увеличивающееся пузо, – человек маленький, астенического типа сложения, склонный к тахикардии. У мыши, к примеру, сердце колотится чаще, чем у слона. Хотя по логике – все должно быть наоборот. Жизнь представляется мне неоправданным риском. Каждый день, укладываясь спать, боюсь не проснуться. С дугой стороны – хорошо умереть во сне, скоропостижно, неожиданно для себя. Главное – не успеть напугаться. Но спать люблю, несмотря на риск не проснуться. К тому же сон полезен уже потому, что когда спишь – не куришь. Потому что от курения может быть рак. Очень не хочется умирать от рака. Однако смерть (хоть и понимаешь, что неизбежна) откладываешь на потом, а курить хочется всегда именно сейчас, в эту самую минуту… Надо ж было додуматься – притащить с собой водку!

– Что, у меня водки нет, что ли? У меня и текила есть. Пьешь текилу?

– Ну, ты ростовской-то водочки давно не пил.

– Да что ж я ее различаю, думаешь? Ростовская-московская… Без разницы.

– Нет, ростовская сладкая! – вертит в руках привезенную бутылку. – Она же с родины.

– Я все равно буду текилу.

– Какой-то ты непатриотичный.

– Чем закусим? Есть спагетти.

– В смысле – макароны? – уточняет.

– Итальянские.

– Ненавижу макароны. С детства. Когда, помнишь, в магазинах ничего не было, а на всех полках – одни только макароны. Не понимаю, как можно прийти в ресторан и заказать макароны! Когда у мамы кончались деньги, а до зарплаты еще было какое-то время, она говорила: «Придется посидеть на макаронах».

– Теперь это «паста» называется и недешево, между прочим, стоит, если в ресторане.