Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Встань, женщина, – протянул Хархан с досадой. Его оторвали от важных размышлений ради такого пустяка! – Встань, – повторил он уже более ласково. – Я помню твоего мужа. Он был храбрым воином, и вдова его не должна голодать. Я накажу нечествицев. А пока утри слезы. Горе твое – ничто подле горя, лежащего на сердце твоего Хана… Возьми хоть вот это.
И Хархан протянул старухе сломанную золотую застежку. Дрожащие пальцы схватили украшение и сжали его.
– Хан, – пролепетала несчастная, прижимая побрякушку к груди. – Но это слишком много, хан… На это мы с детьми сможем прожить целый год… Мы твои рабы и не достойны такой милости…
– Вздор, – крикнул Хархан. Разговор со вдовой сотника уже наскучил ему. – Бери золото и уходи.
Старуху подхватили под мышки стражники и поволокли прочь, все же не слишком грубо. А та еще долго оборачивалась и кричала:
– Спасибо тебе, о могучий! Да продлит вечное синее небо дни твои на земле, да будешь ты благословен вечно! Я прикажу детям молиться за тебя! Мы никогда не забудем твоего имени!..
Глава 5.
Доржо перекувыркнулся через голову. Потом еще раз и еще.
-Деда-а! – крикнул он. – Смотри-ка, как я могу! А твой хан так, поди, не мог. Куда ему, старому!..
– Не больно-то ты любезен, внучек, – проворчал старый суслик, потирая занемевшую поясницу. – У каждого возраста – свой мед…
Доржо не слушал деда, продолжая кувыркаться в пыли, пока не скатился в колючий куст.
– Ой-ей-ей! – запричитал он, прыгая на одной ножке. В подошву второй впилась колючка.
– Скачи сюда, непоседа, – ласково усмехнулся дедушка. – Был бы ты поумнее, осмотрелся бы, прежде чем лететь очертя голову.
– Ну, вооот, уже дураком ругаешь, – протянул обиженный Доржо, глядя, как дед достает занозу.
– Не дурак ты, а просто мал еще. Я же говорю: у каждого возраста – свой мед. У юности горячие силы кипят в крови. А немощная старость утешается тем, что смотри наперед и все знает.
– И хан Хархан смотрел?
– Смотрел, а как же. Вот только не то он увидел…
***
– Отчего Господин сегодня не весел со мной?.. – тихо спросила Туяа, самая красивая из молодых наложниц Хархана. – Я ласкаю тебя своим сердцем, а ты и не смотришь в мою сторону. Хочешь, я спою или станцую для тебя?..
– Не надо, Туяа, – покачал головой хан. – Ничего не радует меня.
– Ничего? А взгляни-ка на меня, я надела убор, что ты привез мне из Китая… Или я больше не радую твоих взоров?
Хархан поднял глаза. Шею, грудь и запястья девушки покрывали изысканные золотые украшенья, они блестели, переливались, мелодично позванивали. Туяа поднялась с колен, взяла в руки моринхур и принялась петь, подыгрывая себе.
Песня Туяа
Посмотри же, о Хан,
Как чудесен блестящий убор.
Для тебя лишь, мой хан,
Он ласкает и душу, и взор…
И горят жемчуга,
Как глаза упоительных дев.
И кораллы красны,
Словно кровь моих лучших надежд.
Умираю, любя,
И сгораю, не зная греха.
Но отдам за тебя
Все богатства земные, о Хан.
Хархан смотрел на танцующую девушку и почему-то снова и снова вспоминал давешнюю старуху. Перед глазами его так и стояла она, с крепко зажатой в узловатых пальцах золотой застежкой, так и звенел в ушах эхом ее крик: «Мы никогда не забудем твоего имени!..»
– Ты и не смотришь на меня? – капризно протянула красавица. Она сдернула с шеи ожерелье. – Не нужно мне драгоценностей. Ты, Господин, дороже для меня, чем все золото мира!
– Золото! – крикнул Хархан, вскакивая на ноги, озаренный. – Золото, снова золото! Конечно! Только оно и движет людскими сердцами! В нем все – и любовь, и благодарность, и вечная жизнь!
На утро гонцы по всем селениям читали ханский указ: для увековечения памяти о себе Великий Хан Хархан повелел изваять из золота и водрузить на вершину самого высокого утеса идола, голова коего коснется облаков. Припадая к стопам его, люди будут молиться о благоденствии Хана в вышнем мире, когда дни его на земле встретят свой предел.
Глава 6.
Прошло три года…
Стражник распахнул узорчатый занавес и угодливо склонился в поклоне.
– Мастер Анастас хочет говорить с тобой, Великий Хан!
– Скажи ему, пусть войдет, – лениво кивнул Хархан.
Строительство идола шло уже слишком долго, и скульптор успел ему порядком надоесть. Специально приглашенный из Византии знаменитый мастер оказался капризным, как девица, летом жаловался на зной, зимой на холод, желал то диковинных фруктов, о каких в степи и не слыхивали, то оливкового масла, а работа тем временем продвигалась медленно. Но хуже всего было то, что мастер Анастас непрестанно требовал еще и еще золота.
– Приветствую тебя, кирие Хан! – невысокий быстроглазый мастер опустился перед Харханом на ковер, потирая сухонькие ладошки. – Хорошо ли изволили почивать сегодня?
– Мой сон – не твоя забота, – нелюбезно отрезал Хархан. – Говори, с чем пришел?
– Много ли новостей может быть у презренного червя Анастаса для кирие Великого Хана? Об одном мои слова: если хан желает скорейшего завершения дела, он должен дать Анастасу, с чем работать…
– Но сокровищница и так почти пуста! Ты забрал все только месяц назад!
– Ай-ай-ай, пустая казна правителя позор для такого богатого народа!.. Увеличь налоги, кирие хан.
– В этом году мы и так поднимали их уже дважды, мой Хан, – быстро прошептал на ухо Хархану Сундалат, как всегда стоявший позади трона. – Народ ропщет. Будет бунт…
– Вздор, кирие Хан! Народ должен быть рад помочь своему государю! Кем были бы твои люди без тебя? Рабами диких кочевников?
– Прикажи ему замолчать, хан! Этот грек приведет нас к гибели!
– О, Анастас замолчит!.. Анастас будет молчать, как камень! Но у Золотого Идола так и не будет ни рук, ни головы… Хотя еще три-четыре слитка и…
– Молчите оба! – рявкнул Хархан, выходя из терпения. – Сундалат, пиши указ. Все золото, какое только есть у моего народа, должно быть в течение трех дней доставлено в казну. За ослушание – бить плетьми, а золото брать силой.
***
– Деда, а что случилось с ханом? – Доржо грыз большую кедровую шишку и расплевывал скорлупки вокруг. – Он же был такой добрый!
– Золото, мой мальчик, золото и жажда славы! Они открывают истинное лицо людей.
– А