Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Непросто ж тебе, бедняге, было с таким имечком в драгунах», — мысленно пожалел Стиллуотера Анненков. Расправил плечи, представился:
— Анненков Юрий Всеволодович, капитан лейб-гвардии Уланского полка. Не трудитесь запоминать отчество, мистер Стиллуотер, можете называть меня просто Юрий.
— Отчего же? — слегка изогнул бровь Ланселот. — Очень приятно, Юрий Всево-ло-до-витч!
Экзотическое father's name капитана далось ему с трудом, но он справился. «Никовы штучки, — подумал Анненков. — Муштрует своих наемников, насаждает русский дух, не удивлюсь, если метисы у него тут по воскресеньям в лапту играют…»
— Прошу простить наше опоздание, — Ланселот обозначил короткий извиняющийся кивок. — Вашу телеграмму из Санта-Крус мы получили, но не рассчитали, что вы так быстро переберетесь через перевал. К тому же вчера мятежники взорвали мост, мы не успели вас предупредить…
— Мятежники? — переспросил капитан. — В Сьерре опять бунтуют крестьяне?
— Крестьяне бунтуют всегда, — Ланселот неопределенно махнул рукой. — На этот раз все иначе. Восстают целые провинции. Во главе мятежа — индеец, называющий себя Тупак Юпанки Второй, или Инкарри.
Претендует на происхождение из древнего царского рода…
— Самозванец, конечно, — усмехнулся Анненков. — Что ж, теперь по крайней мере понятно, откуда взялись эти разбойники. Кстати, ваш Тупак случайно не однорукий?
— Нет. — Если Стиллуотер и удивился вопросу, то никак этого не показал. — Инкарри — молодой мужчина без каких-либо физических недостатков, пожалуй, чересчур светлокожий для индейца. Говорят, он руководит восстанием из скрытой в горах древней крепости. В. наших местах, во всяком случае, он не появлялся.
— Так, значит, это — работа мятежников? — капитан махнул рукой в сторону покореженных опор. — Странно, у тех, что на меня напали, даже ружей не было…
Англичанин пожал широкими плечами.
— Тут неподалеку работала экспедиция из Североамериканских Соединенных Штатов. Геологи. Мятежники разграбили их лагерь, утащили кое-какое оружие, пять ящиков с динамитом. Вполне достаточно, чтобы взорвать мост, думаю, у них еще осталось кое-что про запас.
Анненков прищурился.
— Как же вам удалось переправиться? Вы ведь из поместья, верно?
— Выше по реке — старый подвесной мост. Индейцы его не тронули, они никогда не поднимут руку на то, что построили инки. Нам придется воспользоваться им, чтобы попасть на плато. Приготовьтесь, Юрий, это будет не совсем приятная прогулка.
— Я сюда не гулять приехал, — отрезал капитан. — А машина по вашему подвесному мосту проедет?
Ланселот Стиллуотер надул щеки, будто собираясь фыркнуть от смеха, но, будучи джентльменом, сдержался. Ответил бесстрастно:
— Не беспокойтесь, Юрий, эту проблему мы как-нибудь решим.
И неожиданно добавил по-русски:
— Авось!
Поместье «Холодная гора» раскинулось у подножия острого как бритва пика, увенчанного голубоватой короной вечных снегов. Место было удивительно живописное — дорога ныряла в рощи апельсиновых деревьев и заросли рододендронов, огибала озера с неправдоподобно прозрачной водой, бежала мимо ослепительно-белых полей хлопчатника. Небо стремительно светлело, грозовые тучи уходили на восток, туда, где за отрогами Кордильеры Бланки раскинулись бескрайние просторы дождевых лесов.
Несмотря на изрядную высоту над уровнем моря, здесь буйно цвели гибискус, пахистахисы и мальвы, окружая старый, выстроенный в колониальном стиле дом бело-розовым облаком. Облако это отражалось в искусственном пруду, живо напомнившем Анненкову парки Гатчины или Царского Села.
Никакой ограды у дома не было — только аккуратно подстриженные колючие кусты, между рядами которых виднелись широкие проходы. Ни малейшего намека не то что на фортификационные сооружения, но даже на скромный палисад. А впрочем, то же самое было и в русских усадьбах, сожженных мужичками в 1917-м. От кого отгораживаться, когда вокруг все свои?
Анненков притормозил и выключил зажигание. По широкой аллее быстрой, подпрыгивающей походкой шел к нему высокий сухопарый человек в белом костюме.
— Юрка! — крикнул он по-русски. — Юрка, кот-обормот, приехал все-таки!
Капитан вылез из «Форда» и пошел ему навстречу, по-медвежьи расставив руки.
— Коля! Сколько ж не виделись, а? Ведь, почитай, лет восемь?
— С Константинополя, Юрка! С самого Золотого Рога! Ты — во Францию, я — в Румынию, так и не встретились больше!
Обнялись. Ник благоухал дорогим французским одеколоном, и Анненкову стало неудобно за свою пропахшую потом и бензиновой гарью куртку.
— Пойдем, Юрка. — Ник небрежно махнул рукой — из кустов, как чертик из табакерки, выскочил маленький смуглый человечек в темно-зеленой форме. — За машину свою не волнуйся, ее в гараж поставят. Ну пойдем, пойдем, нечего на дороге стоять. Сейчас ванну с дороги примешь, переоденешься, и я тебя нашему гранду представлю.
— Вещи мои в машине, — забеспокоился капитан. — Распорядись, чтобы их мне доставили.
— Юрка! Не болтай чепухи! Я уже обо всем позаботился. Два костюма тебе приготовил, деловую тройку и вечерний смокинг, по последней лондонской моде. Примеришь, если что не так, наш портной в два счета подгонит.
— Портной? — изумился Анненков. — Здесь?
— Что ж мы, хуже других? — обиделся его спутник. — Вон, у соседей наших, семьи Эспиноса, даже cinema собственная имеется. Они там новейшие ленты Голливуда крутят — с Валентине, с Гретой Гарбо! Ты ведь, Юрка, думаешь, верно, что мы тут в дикости да запустении живем? А у нас здесь — цивилизация, мон шер.
Анненков незаметно усмехнулся. Николай Александрович Стеллецкий, его старший товарищ по юнкерскому училищу, всегда имел склонность к преувеличениям.
Они вместе воевали на германском фронте, вместе сражались с краснопузыми в Крыму, вместе голодали в богатом и негостеприимном Константинополе. И везде Стеллецкий оставался верен себе — все происходящее вокруг он рассматривал как некий грандиозный спектакль, поставленный исключительно с целью поразить его воображение. Возможно, поэтому он никогда не отчаивался, считая уныние не только смертным грехом, но и черной неблагодарностью по отношению к Великому Режиссеру. В 1923 году, когда Анненков подписал контракт на работу грузчиком на сахарном заводе в Марселе, Ник принял предложение сомнительного авантюриста Шторха и отправился в Бухарест, чтобы войти в состав боевой группы, целью которой была организация вооруженного восстания против власти большевиков. После этого капитан несколько лет ничего не слышал о своем друге; среди эмигрантов во Франции ходили слухи, что Шторх оказался агентом ГПУ и сдал доверившихся ему офицеров чекистам. Однако год назад Анненков, обретавшийся в ту пору в Новом Орлеане, неожиданно получил от Стеллецкого письмо; Ник сообщал, что жив и здоров, служит в армии одной южноамериканской страны в чине полковника, но, поскольку занятие это совершенно неприбыльное, зарабатывает себе на жизнь, охраняя крупного хлопкового плантатора. «Приехал бы, что ли, — писал новоиспеченный полковник, — здесь есть где развернуться, особенно с твоими талантами, пейзажи, опять же, просто великолепны, закаты над океаном поражают воображение! А какие здесь женщины, Юра! Поглядев на них, ты забудешь и француженок, и китаянок! Все гибкие, опасные, как пантеры, а в глазах — черный огонь! Приезжай, не пожалеешь, а я тебя пристрою на какую-нибудь синекуру…»