Черт! Опять я о нем думаю.

Подумаю-ка я лучше снова о своем теле.

Иногда оно вытворяет странные вещи. Оно превращается. Об этом надо подумать, и как следует. Надо понять, как оно превращается, зачем и, главное, в кого.

Я даже не помню, как это происходит, но я знаю, что это бывает, потому что иногда я просыпаюсь голым и не таким голодным. Правда, иногда меня тошнит, желудок освобождается от ночной пищи, а рвота все не проходит и не проходит. Не знаю, наверное, он не всегда может переварить то, что я ем ночью. В основном это мелкие зверьки, хотя как я их ловлю, я не помню. Но я знаю, что я их ем: в моей блевотине попадаются мелкие косточки, клочки шерсти и кровь. Однажды я видел хвост. Голый, вроде крысиного. Значит, я превращаюсь в зверя. Как иначе это объяснить? У меня тот же Дар, что и у отца. Но я ничего не помню: ни того, как я превращаюсь в зверя, ни что делаю потом, ни как превращаюсь обратно. Ничего, пока не проснусь. Я всегда сплю после превращения, так что, наверное, оно отнимает у меня много сил.

Прошлой ночью я убил маленького оленя. Проснулся рядом с его полуобглоданным телом. Меня не вырвало. Наверное, желудок привыкает. До этого мне жутко хотелось есть, теперь уже не так. Значит, привыкнуть можно ко всему, даже к сырому мясу. Хотя я бы и нормальной едой не побрезговал. Бургер, чипсы, рагу, пюре, ростбиф и йоркширский пудинг. Человеческая еда. Пирог. С заварным кремом!

Внимание!

Не думай о том, чего не можешь получить, ведь ни к чему хорошему это не приведет. И вообще, будь осторожнее со своими мыслями. А то так и в негатив скатиться недолго. Сегодня мне хорошо удавался позитив, так что под конец дня можно побаловать себя мыслями о разных людях, даже и об отце чуть-чуть, хотя о нем надо думать особенно аккуратно.

Я видел его. Я встречался с Маркусом. Он меня не убил – я, правда, никогда всерьез и не верил в то, что он это сделает, – но зря, что ли, о нем люди разное говорят: выйти могло по-всякому.

Все свое детство я считал, что Маркусу на меня плевать, а оказалось, что он думал обо мне все время, так же как я о нем. А еще он всегда хотел мне помочь. Он нашел меня. Он остановил для меня время, что, наверное, не так просто, даже для него. Он провел для меня церемонию дарения: дал мне свою кровь и три подарка. Вот его кольцо, оно золотое, я верчу его на пальце, подношу к губам, целую, ощущая его тяжесть и вкус. Пуля – его второй подарок – лежит у меня в кармане: это волшебная охотничья пуля, которую отец вырезал из раны у меня в боку. Иногда я опускаю руку в карман и нащупываю ее там, хотя мне даже не очень нравится иметь ее при себе – все же это охотничья вещь. И, наконец, третий подарок, который он дал мне – моя жизнь – все еще со мной. Я, правда, до сих пор не уверен в том, что такой подарок считается, потому что никогда раньше не слышал о нематериальном подарке; но он – Маркус, и ему лучше знать.

Благодаря отцу я жив. Благодаря ему я получил свой Дар, такой же, как у него. Часто колдунам приходится искать свой Дар, бороться за него год или даже больше, мне же не пришлось даже оглядываться. Он сам меня нашел. Правда, я не знаю, хорошо это или плохо. Лучше подумать о чем-нибудь другом…

Моя семья – вот еще одна позитивная тема. Когда я думаю о них, я редко впадаю в негатив. Правда, я скучаю по Аррану, но уже не так, как в плену у Селии. Как я скучал по моему брату тогда, в первые недели в клетке. Но это было так давно… года два тому назад, кажется. Совет забрал меня из дома в пятнадцать, как раз перед дарением Аррана. Да, с тех пор прошло два года, но я знаю, что у них все хорошо, у Аррана и Деборы. Эллен, моя знакомая полукровка, связалась с Арраном, показала ему мое фото, принесла мне его видео, так что я видел его лицо, слышал его голос. Я знаю, что без меня им лучше. Я никогда больше их не увижу, но это не страшно, ведь они знают, что я сбежал, что я жив и свободен. Мыслить позитивно – моя цель, а это самая позитивная из всех моих мыслей, ведь чем дальше я от тех, кого люблю, тем лучше для них, и тем мне легче.

Иногда я сижу у входа в пещеру, иногда даже ложусь ненадолго поспать, но сплю чутко и обычно предпочитаю ждать здесь, на своем дереве, тем более что отсюда хороший вид. И растет оно над самым обрывом, так что случайно на меня никто не набредет. С другой стороны, как знать. Охотники – они потому и охотники, что хорошо охотятся. Я стараюсь вспоминать о них пореже, хотя притворяться, будто их нет, тоже не имеет смысла. Так что я сижу на своем дереве весь день, а когда темнеет, вот как сейчас, я позволяю себе вспомнить былые дни, еще до того, как Совет забрал меня из дома, до Селии, до клетки.

Больше всего я люблю вспоминать, как мы с Арраном играли в лесу за бабушкиным домом. Я прятался где-нибудь на дереве, а Арран, когда находил меня, лез за мной, но чем выше он поднимался, тем дальше я пятился, пока не оказывался на какой-нибудь совсем тонкой веточке. Он просил меня перестать, и я подбирался к нему, и мы садились на сук, свесив по бокам ноги – вот как я сижу сейчас, – и я опирался на Аррана спиной. Как бы мне хотелось так посидеть с ним сейчас, почувствовать спиной тепло его тела. Угадать, улыбается он или нет, ощутить, как поднимается и опускается от дыхания его грудь, почувствовать его руку, обнимающую меня.

Только сейчас об этом лучше не думать. Не думать о том, чего не можешь получить.

Еще я помню бабушку, как она возилась с пчелами, помню кур, которые забредали в кухню через вечно открытую дверь, помню грязный кухонный пол под ее сапогами. В последний раз я видел ее, когда меня забрали. Мы были с ней в здании Совета, когда мне сказали, что Селия будет моей «наставницей и опекуншей». Тогда я впервые увидел Селию, услышал ее звук, ощутил на себе ее Дар, которым она держала меня в подчинении. Кажется, будто это было в прошлой жизни. Селия оглушила меня тогда своим шумом, я упал, и меня понесли, я оглянулся и увидел бабушку – она стояла одна посреди комнаты, где обычно проходили мои Освидетельствования, и выглядела испуганной и старенькой. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, бабушка знала, что никогда больше не увидит меня. Селия сказала мне, что она умерла, и я знаю, что это они заставили бабушку умереть, как и мою мать.

Теперь я знаю…

Что это?

Шаги! В темноте!

Моя кровь наполняется адреналином.

Держи себя в руках! Слушай!

Шаги легкие. Как будто крадется Охотница.

Я медленно поворачиваю голову. Никого. Облака густо устилают небо, и даже отблеска луны не видно здесь, в глубине леса.

Снова шаги. Снова адреналин.

Черт! Это уже не адреналин – это зверь у меня внутри.

И тут я вижу ее. Это косуля. Она боится.

Животный адреналин разрывает меня на части, зверь рвется наружу.

Спокойно! Спокойно! Дыши медленно. Считай вдохи и выдохи.

Глубокий медленный вдох и такой же выдох.

Два вдоха – пауза – медленный выдох.

Три частых вдоха – я чувствую, как кровь в моих жилах превращается в пламя, – один глубокий выдох.