Едва ли английские моряки поняли, что он им говорил. Двое из них выступили вперед и оттащили дона Мануэля в сторону.

— Держись подальше, седая борода! — посоветовал ему Уильям Хик и грязной рукой ухватил леди за подбородок. — Хорошенькая штучка! Поцелуй меня, цыпочка!

В ответ он получил звонкую пощечину. Уильям Хик отпрянул назад, разочарованно держась за щеку.

— Ах, ты, ведьма!

Джон Доу обхватил леди за тонкую талию, прижав одну из ее рук. Другая ее сопротивляющаяся рука тоже исчезла в его огромной лапе.

— Потише, моя овечка, потише, — проворковал он и влепил девушке звучный поцелуй. — Вот как надо действовать, парни!

Дон Мануэль, удерживаемый двумя матросами, заорал:

— Отпусти ее, мерзавец. Командира! Я требую вашего командира!

Они уловили смысл последнего слова, и это немного отрезвило матросов.

— Ладно, отведите их к генералу. Так будет безопаснее.

Джон Доу отпихнул в сторону Уильяма Хика, который вертел в пальцах драгоценную подвеску на шее девушки.

— А ну, прочь! Ты что, хочешь, чтобы Сумасшедший Ник с тобой поговорил? Давай-ка, девочка, пошли на палубу!

Сопротивляющуюся леди заставили направиться к двери. Она не знала, что они собрались с ней делать, и отчаянно боролась, увертываясь от протянутых к ней рук. Но это не помогло.

— Проклятая ведьма! — проворчал Хик, все еще страдая от залепленной ему пощечины. Он подхватил ее на руки и понес по трапу на корму.

Там уже толпились остальные члены команды, приветствовавшие появление этой разъяренной дамы изумлением и распутным сквернословием. Чуть только ее поставили на ноги, она набросилась на Хика, точно дикая кошка. Проигнорировав предостерегающий крик своего отца, которого тоже привели на палубу, она кинулась на Хика, топча каблучком его большую ногу, царапая бородатое лицо. Ее едва оттащили ухмыляющиеся матросы. Один из них пощекотал ее подбородком и громко расхохотался, увидев, как она вздернула голову.

— Малышка горлинка, хорошенькая птичка! — проговорил Джон Доу, пытаясь сострить.

Вокруг толпились мужчины, удивляясь, посмеиваясь, любуясь и пожирая ее глазами. Кто-то громко причмокнул губами, другие знающе перемигивались и отпускали непристойные шутки. Над всеми собравшимися прозвенел властный голос:

— Клянусь смертью Господней! Что там такое? А ну, пропустите!

Люди быстро расступились, и девушка со страхом взглянула в лицо Эль Боваллета.

Он уже снял шлем, обнажив лицо с правильными чертами, короткие черные волосы и… глаза. Девушка увидела его замечательные глаза, голубые, как море, блестящие и проницательные, очень живые, смеющиеся, наблюдательные, но беззаботные глаза.

Он задержал свой нетерпеливый шаг и уставился на нее, подвижная бровь комично взлетела вверх, сэр Николас Боваллет, казалось, не верил своим глазам.

Тут он заметил удерживающих даму моряков, и смех исчез из его глаз. Он действовал быстро. Кулак Боваллета мелькнул в воздухе, и Уильям Хик, все еще неосторожно удерживающий леди за запястье, растянулся на палубе.

— Негодяи! Мерзавцы! — яростно проговорил Боваллет и круто развернулся, чтобы разделаться с Джоном Доу.

Но Доу поспешно отпустил запястье дамы и благоразумно отступил со всей скоростью, на какую только был способен. Боваллет повернулся к даме.

— Тысяча извинений, сеньора! — проговорил он, словно речь шла о пустяке.

Леди не могла не признать его наружность приятной, а улыбку неотразимой, но она подавила ответную улыбку: ей не пристало дружески улыбаться английскому разбойнику.

— Освободите моего отца, сеньор! — высокомерно потребовала она.

Казалось, ее тон позабавил Боваллета. Он огляделся в поисках отца благородной дамы и увидел, что тот стоит между двух матросов, не замедливших отпустить его.

Потрясенный дон Мануэль был пепельно-бледен. Задыхаясь, он заговорил:

— Я немедленно требую командира!

— Тысяча извинений! — повторил Боваллет. — Я и есть командир, Николас Боваллет. Я к вашим услугам!

Леди ахнула:

— Так я и знала! Вы — Эль Боваллет! Бровь Боваллета снова поползла вверх, глаза заискрились сами собой.

— Собственной персоной, сеньора. Я у ваших ног!

— Я, — представился дон Мануэль напыщенно, — я — дон Мануэль де Рада и Сильва. А это — моя дочь, донья Доминика. Теперь будьте добры, объясните, что за безобразие здесь происходит.

— Безобразие? — переспросил Боваллет, искренне удивленный. — Какое безобразие, сеньор?

Дон Мануэль покраснел и дрожащим пальцем указал на царивший на палубе беспорядок.

— И вы еще спрашиваете, сеньор?

— Ах, схватка! Но, по правде сказать, благородный сеньор, я думал, ваш корабль первый открыл огонь по мне, — мягко проговорил Боваллет. — А я не привык отказываться от вызова.

— А где дон Хуан де Нарваэс? — спросила донья Доминика.

— Под стражей, сеньора. А потом мы посадим его на его собственный баркас.

— Вы победили его! Вы, с этим вашим маленьким корабликом!

Боваллет рассмеялся, услышав эти слова.

— Я, с этим маленьким корабликом. — Он поклонился.

— А что же теперь будет с нами? — прервал его дон Мануэль.

Сэр Николас растерянно оглянулся, пригладив свои курчавые волосы.

— Вот вы и взяли меня врасплох, сеньор, — признался он. Зачем вы оказались на борту этого судна?

— Полагаю, это не ваше дело, сеньор. Но если уж вам так хочется знать, я направлялся из Сантьяго домой, в Испанию.

— Что ж, весьма сожалею, — сочувственно сказал Боваллет. — Какая муха укусила этого олуха, вашего командира, что он открыл по мне огонь?

— Дон Хуан исполнял свой долг, сеньор, — надменно сказал дон Мануэль.

— Выходит, его добродетель не получила достойного вознаграждения, — засмеялся Боваллет. — Но что же мне делать с вами? — Он поразмышлял еще немного. — Есть, конечно, баркас. Он вскоре отправится к острову Доминики[22], что лежит примерно в трех милях к северу от нас. Угодно вам отплыть на нем?

Донья Доминика быстро шагнула вперед. Едва только ее страх немного отступил, она дала волю своему гневу. Беззаботный тон пирата нельзя было больше сносить. Она разразилась страстной речью, выстреливая слова в Боваллета.

— И это все, что вы можете сказать! Морской грабитель! Ненавистный пират! Вам все равно, что нам придется возвращаться в индийские колонии и еще несколько месяцев ждать следующего корабля? О, вам все равно, все равно! Вы же видите, здесь стоит мой отец, больной человек, и вам дела нет до того, что вы так грубо обходитесь с ним! Низкий, презренный грабитель! Какое вам до этого дело! Вам дела нет! Я плюю на вас, английский разбойник! Всхлипывая от ярости, она топнула на него ногой.