— Не имею ни малейшего желания, — не очень уверенно ответила Доминика.

— Правда? В самом деле? — Его пальцы на секунду сильнее сжали ей запястье, но потом он вопросительно взглянул ей прямо в глаза и наконец отпустил ее руку. Этот взгляд сильно взволновал девушку, он не имел права смотреть на нее таким ясным, вызывающим взглядом.

Дон Мануэль, поглощенный своими разглагольствованиями, говорил теперь о Горации, обрушивая на юного Дэнджерфилда поток цитат.

— А что стало с доном Хуаном, сеньор? — спросила Доминика, которой молчание Николаса начало казаться тягостным.

— Полагаю, он сейчас направляется к острову, носящему ваше имя, сеньора, — ответил он и расколол орех большим и указательным пальцами. Похоже было, что участь дона Хуана его ничуть не интересовала.

— А как же сеньор Крузада? И что будет с остальными?

— Я же отправил его не одного, сеньора, — ответил Боваллет, уморительно приподняв одну бровь. — Думаю, сеньор Крузада, или как там его, сейчас составляет им компанию.

Леди взяла с блюда еще кусочек марципана и отказалась запить его «вином Гиппократа»[32]. Она казалась задумчивой.

— Значит, вы пощадили их, вы, англичанин?

— Во имя жизни Христовой, а вы думали, будет иначе?

— Не знаю, сеньор. В индийских колониях о вас рассказывают странные истории.

— Похоже на то. — Тема разговора явно забавляла его. — И что же, сеньора, про меня говорят?

Девушка серьезно посмотрела ему в глаза.

— Вы отважный человек, сеньор. Некоторые утверждают, что вы прибегаете к колдовству.

Он громко расхохотался, откинув голову назад. Дон Мануэль вздрогнул и замолчал на середине строфы, к великому облегчению Дэнджерфилда, который начал уже было дремать над своим вином.

— Единственное колдовство, которое я использую, — это колдовство моря, сеньора, — сказал Боваллет. — Я не прибегаю ни к каким чарам, но мне сказали, что я родился в день соединения Венеры с Юпитером. Это счастливый знак! Выпьем за эти планеты! — Он поднял кубок и выпил.

— Алхимия и астрология — это ловушка дьявола, — жестко проговорил дон Мануэль. — Идеи Парацельсия кажутся мне пагубными, сеньор, но я слышал, что их изучают, и многие верят им в Англии. Вот убеждения и абсурдные, и еретические! Я даже слышал, как некто сомневался в том, что его сосед родился под знаком Стрельца только потому, что у того были румяные щеки и каштановая борода! Сколько еще людей, которые не выйдет за порог собственного дома, не повесив на себя кусочек коралла, или не положив в карман сапфир для придания им храбрости, или не взяв с собой какой-нибудь другой игрушки, приличествующей разве что детям или неверным. Говорят еще, что небеса делятся на дома, и один дом правит тем-то и тем-то, а другие чем-то еще. Вредоносные идеи, рассчитанные на легковерных глупцов!

Так дон Мануэль весьма решительно разделался с Парацельсием.

Назавтра установилась прекрасная погода, ярко светило солнце, сильный ровный бриз наполнял паруса. Дон Мануэль решил не вставать с койки, волнения и испытания предыдущего дня совсем измучили его. Он с трудом заставил себя позавтракать хлебом, вымоченным в вине, и отослал от себя дочь. Его трясла лихорадка, он жаловался на головную боль. Вокруг него неутомимо хлопотал Бартоломее, его слуга, но Джошуа Диммок также был к его услугам. Джошуа был настоящим профессионалом. Он со знанием дела рассказал о нескольких видах лихорадки и, не разделяя неприязнь дона Мануэля к астрологии, прописал ему всегда носить при себе щепочки от виселицы. Щепочки эти он извлек из глубины своих карманов и с жаром стал распространяться об их магических свойствах. Дон Мануэль раздраженно отмахнулся, однако согласился принять сильное сердечное средство, которое, как его заверили, было получено прямо из кладовой леди Боваллет, дамы, чье имя уже не раз таинственно упоминал Джошуа.

— Вернейшее средство, сеньор, — убеждал его Джошуа. — Тут есть и сироп, и дягиль, и горсточка можжевеловых ягод, и буквица[33], и митридат[34], я уж не говорю о полыни[35], а ведь это, как известно, одно из самых сильных лекарств от всяческих лихорадок. И все это, благородный сеньор, было вымочено в вине собственными ручками миледи, а потом плотно закупорено, как вы можете заметить. Соблаговолите выпить, и сами во всем убедитесь!

Дон Мануэль выпил предложенное ему сердечное средство, и был заверен в скорейшем выздоровлении. Однако сам Джошуа имел на этот счет иное мнение, о чем не замедлил сообщить сэру Николасу на ухо, предупредив его, что на борту «Рискующего» находится умирающий.

— Я знаю, — коротко ответил Боваллет. — Если только я не ошибаюсь, у него cameras de sangre[36].

— Мне тоже так показалось, сеньор. Достаточно было только одного взгляда, заметьте. Его слуга — тощий меланхолик, я таких и не видывал! — все толкует о приступах лихорадки, но я вам скажу: нет, тут скорее cameras de sangre, а слуга — просто олух. Дайте я застегну вам манжет, если позволите, сэр. — Он сделал это и отступил на шаг полюбоваться своей работой. Затем заговорил с еще большей убежденностью: — Более того, хозяин, заметьте, это недобрый знак. Совсем недобрый! Смерть притягивает несчастье. Я не говорю о неизбежных потерях, о смерти в бою. Это совсем иное дело. Но длительная болезнь… Мы должны как можно скорее высадить благородного сеньора на сушу.

— Как это так? Что это еще за новости, разбойник? — поинтересовался Боваллет, откидываясь в кресле. — Где и зачем нам его высаживать?

— Думаю, что Канары — самое подходящее место, сэр. Причина совершенно ясна — он должен умереть на суше или на другом корабле, или где угодно, только не у нас. Нечего нам обременять себя еще и этим. — Он быстро пригнулся, увертываясь от брошенного в него сапога.

— Болтун! — обратился к нему Боваллет. — Прекрати эти разговоры! Мы высадим благородного джентльмена в Испании. Запомни это!