Тремя днями позже мимо лагеря проходил миссионер, направлявшийся через горы в Пенджаб, и к нему обратились с просьбой окрестить младенца. Он провел обряд крещения в складном парусиновом ведре и, по желанию отца, дал новорожденному имя Аштон Хилари Акбар, а затем ушел, не повидав матери ребенка, которая, как ему сказали, плохо себя чувствует – объяснение, ничуточки не удивившее миссионера, поскольку несчастная женщина не могла получить надлежащий уход в таком лагере.

Задержись священник на пару дней, он получил бы возможность отправить заупокойную службу по миссис Пелам-Мартин. Изабелла скончалась через сутки после крещения сына и была похоронена мужем и его друзьями на вершине перевала, вздымающейся над палатками, и все обитатели лагеря, сокрушенные горем, присутствовали на скорбной церемонии.

Хилари тоже был убит горем. Но, помимо этого, он испытывал чувство сродни возмущению. Ну что, во имя всего святого, ему делать с ребенком теперь, когда Изабелла умерла? Он ничего не знал о младенцах, кроме того, что они постоянно орут и требуют пищи в любой час дня и ночи.

– Что же нам все-таки делать с ним? – спросил Хилари Акбар-хана, обиженно уставившись на сына.

Акбар-хан легонько потыкал младенца костлявым пальцем и рассмеялся, когда малыш уцепился за него крохотной ручонкой.

– О, он сильный, смелый мальчик. Он станет солдатом – командиром кавалерийского полка. За него не беспокойтесь, друг мой. Малыша выкормит жена Даярама, которая кормит его грудью с самого рождения. Своего ребенка она потеряла, что, безусловно, произошло по воле Аллаха, правящего ходом вещей в подлунном мире.

– Но мы не можем таскать его с собой, – возразил Хилари. – Нам надо найти кого-нибудь, кто уходит в отпуск, чтобы он отвез ребенка в Англию. Полагаю, Пемберти знают такого человека. Или молодой Уильям. Да, нам лучше поступить именно так: у меня в Англии есть брат, чья жена сможет позаботиться о мальчике до моего возвращения.

Решив этот вопрос, профессор последовал совету Акбар-хана и перестал беспокоиться. А поскольку ребенок чувствовал себя превосходно и редко подавал голос, они пришли к заключению, что никакой необходимости спешить в Пешавар нет, и, выбив имя Изабеллы на валуне над ее могилой, свернули лагерь и двинулись на восток, в направлении Гарвала.

Хилари так никогда и не вернулся в Пешавар, и в силу своей прискорбной рассеянности он так и не известил ни своего шурина Уильяма Аштона, ни каких-либо своих родственников в Англии, что стал отцом – и вдовцом. Редкие письма, по-прежнему приходившие на имя жены, время от времени напоминали Хилари о его долге. Но профессор всегда был слишком занят, чтобы уделять им внимание сразу по получении, поэтому они откладывались в сторону до лучшей поры и неизменно забывались. Точно так же он забыл Изабеллу и порой забывал даже о том, что у него есть сын.

Аш-баба́ – так стала называть ребенка кормилица Сита, а вслед за ней и все участники экспедиции – первые восемнадцать месяцев своей жизни провел среди высоких гор и первые шаги сделал на скользком травянистом склоне неподалеку от могучего пика Нандадеви, одетого вечными снегами. Если бы вы увидели малыша, неуклюже ковыляющего по лагерю, то приняли бы его за родного сына Ситы: Изабелла была черноволосой сероглазой смуглянкой с медового цвета кожей, и сын пошел в нее. Он также унаследовал от матери значительную долю красоты и, по словам Акбар-хана, обещал стать весьма привлекательным мужчиной.

Хилари изучал диалекты горных племен и собирал дикие растения, не задерживаясь подолгу на одном месте. Но более важные дела вынудили профессора отвлечься от этих занятий. Спустившись с гор, экспедиция двинулась на юг через Джханси и Сатару и наконец достигла покрытого буйной растительностью и изобилующего длинными белыми пляжами Коромандельского берега.

Жару равнин и влажный воздух юга Аш-баба переносил хуже, чем горную прохладу, а Сита, будучи горянкой, тосковала по горам и часто рассказывала мальчику истории о своих родных краях на севере страны, среди могучих хребтов Гиндукуша. Рассказывала о ледниках и снежных лавинах, о затерянных долинах, где текли реки, полные форели, и землю устилали пестрые ковры из цветов, где весной в воздухе разливалось благоухание цветущих фруктовых деревьев, а золотым дремотным летом вызревали грецкие орехи. Со временем Аш-баба полюбил эти истории более всех прочих, и Сита придумала долину для них двоих, где однажды они построят дом из глины и сосны, с плоской кровлей, на которой станут сушить маис и красный перец, и посадят чудесный сад, где будут выращивать миндальные и персиковые деревья и держать козу, щенка и котенка.

Сита, как и все остальные участники экспедиции, не говорила по-английски, и к четырем годам Аш не сознавал, что язык, на котором отец изредка обращается к нему, – это его родной язык (или, по крайней мере, должен быть таковым). Унаследовав от Хилари замечательные лингвистические способности, малыш овладел в многоязычной экспедиции рядом наречий: Сваб Гул научил его пушту, Рамчанд – хинди, а от уроженцы юга – тамильскому, гуджарати и телугу. Однако он предпочитал пользоваться языком пенджаби, на котором говорили Акбар-хан, Сита и ее муж Даярам. Аш редко носил европейскую одежду, поскольку Хилари нечасто задерживался в местах, где можно было достать подобные вещи. К тому же такая одежда решительно не подходила для здешнего климата и кочевой жизни. Поэтому мальчик обычно ходил в индусском или мусульманском костюме. Разногласия между Акбар-ханом и Ситой по поводу того, как Аш-бабу следует одевать, уладились путем компромисса: неделю он ходил в мусульманском наряде, неделю – в индусском. Но по пятницам – в священный день для мусульман – всегда в первом.

Осень 1855 года они провели в Сионийских горах, для видимости изучая диалект гондов. И именно здесь Хилари написал отчет о событиях, последовавших за произведенной Ост-Индской компанией аннексией (он назвал это кражей) княжеств Нагпур, Джханси и Танджор. В своем рассказе об увольнении Компанией злополучного комиссара и бывшего министра-резидента Нагпура, мистера Мэнсела, имевшего неосторожность предложить более великодушные условия соглашения семейству покойного раджи, он не пожалел красок.

Вся так называемая политика аннексий вследствие прекращения наследственного права на власть, то есть присвоения Компанией любого местного княжества, где правитель не имел прямого наследника, – вопреки многовековой традиции, позволявшей бездетному мужчине усыновить преемника из числа своих родственников, – была, по утверждению Хилари, не более чем лицемерным термином для обозначения безобразного и непростительного деяния, а именно бесстыдного ограбления и обмана вдов и сирот. Упомянутые в докладе правители (а Хилари подчеркнул, что Нагпур, Джханси и Танджор являются лишь тремя из княжеств, которым суждено стать жертвами этой чудовищной политики) верно служили интересам Компании, что не помешало этой самой Компании отнять у их вдов и родственниц наследственные права вкупе с фамильными драгоценностями и прочими наследуемыми предметами собственности. В княжестве Нагпур, аннексированном вследствие прекращения права на власть после смерти раджи, у правителя имелась дочь, и президент мистер Форбс с похвальным мужеством (если учесть меры, примененные к злополучному мистеру Мэнселу) выступил в защиту интересов принцессы, утверждая, что по условиям договора, заключенного между Танджором и Компанией, власть должна переходить к любым наследникам, не обязательно мужского пола. Но его доводы остались без внимания. Во дворец внезапно вошел многочисленный отряд сипаев, и представители Компании наложили арест на все имущество, движимое и недвижимое, опечатали все драгоценности и ценные вещи, разоружили войско покойного раджи и конфисковали поместье его матери.