Ониксовые глаза пронзали насквозь, словно ледяной клинок. Я задрожала и покачнулась, чувствуя, как меня затягивает в эту бездонную черноту. Пропасть, из которой не было пути назад.

Мужчина оторвал от земли вытянутую руку и, потянувшись ко мне пальцами, прерывисто и хрипло прошептал:

– Помоги мне…

Я отшатнулась. Ударилась затылком о кирпичную стену, и меня поглотила тьма.

2

Огонь факела подрагивает, отбрасывая танцующие тени на Окровавленные стены. Камни скользкие от крови. Пол тоже, и здесь так темно. Крики эхом разносятся по узкому коридору. Его крики, поднимающиеся из самых недр храма. Коридор расширяется, превращаясь в камеру. Тела – четыре из них – лежат на каменном полу, под их головами лужи крови, пропитавшей спутанные черные волосы. Пятое тело – женщина, все еще жива. Она стоит на коленях, связанная и с кляпом во рту. Смотрит на кричащего мужчину. Он тоже связан, его твердая, мускулистая плоть порезана в дюжине мест, все тело изуродовано пытками.

Их взгляды встречаются над пропитанными кровью камнями, воздух наполнен смертью и болью. Он качает головой, в его глазах агония. Яркая и острая. В свете факела поблескивает приставленное к горлу женщины лезвие. И снова раздаются его крики, хриплые и рваные; он бьется в своих оковах, как одержимый. Молниеносное движение, и кровь льется потоком, а женщина падает на камни, которые сотканы из тени, проваливаясь в темноту. Крики мужчины – теперь с оттенком ярости – несутся ей вслед.

Вопли превращаются в крик ворона, черные крылья расправляются…

Затем слышится мольба, сдавленная от горя:

– Прости меня…

Ахнув, я распахнула глаза. Резко села спиной к стене на пустой площадке. Сумеречные тени сгущались по мере того, как садилось солнце. Я потеряла не меньше часа на… что?

«На сон. Это был сон…»

Чем бы это ни было, оно быстро ускользало от меня, и я не могла ухватиться за воспоминания. Храм? И столько крови…

– Как раз вовремя, – устало пробормотал низкий голос. – Я уже собирался сдаться и найти кого-нибудь другого.

Еще один тихий вскрик сорвался с моих губ, и я сильнее прижалась к стене. Мужчина все еще находился здесь, привалившись к деревянному поддону. Он подобрал ноги к себе, чтобы скрыть наготу.

По крайней мере, я думала, что это был один и тот же человек.

Сейчас он выглядел не таким высоким, но более крепко сложенным и мускулистым. Крылья исчезли, а бездонные черные глаза теперь стали темно-янтарными и наблюдали за мной. Внимательно. Его кожа была уже не бескровно-белая, а здорового оливкового оттенка… за исключением покрывавших тело шрамов. Множества шрамов. Порезы на торсе. Один на бицепсе. Еще один на шее. И круг размером с серебряный доллар на левой стороне груди. Прямо над сердцем.

Я с трудом поднялась на ноги.

– Что происходит?

– То, что происходит, – это только начало. – Мужчина, прищурившись, посмотрел на небо, на заходящее солнце. – И конец.

– Я не понимаю. Как долго я была?..

– Без сознания? Около часа.

Я содрогнулась от мысли, что столько времени провела в отключке рядом с голым мужчиной, сидевшим напротив меня. Он, казалось, прочитал мои мысли и положил ладонь на ужасный шрам на груди.

– Gek pro’ma-ra-kuungd-eh. Священный обет. Я не причиню тебе вреда. Ни в этой жизни, ни в какой-либо другой.

Я понятия не имела, что он сказал – или даже на каком языке… но убежденность в его глубоком голосе немного меня успокоила.

Я облегченно вздохнула.

– Кто ты такой?

– Я Кассиэль.

Кассиэль. В середине слова он словно прошипел. От этого звука по спине пробежали мурашки. То ли от испуга, то ли от предвкушения. Мне хотелось произнести его имя. Хотелось попробовать на языке.

– Что это за имя? Откуда?

– Старинное, – ответил он. – А как тебя зовут?

– Люси.

– «Люси» происходит от латинского и означает «рожденная светом», – усмехнулся Кассиэль. – Какая ирония.

На вид я бы дала ему лет двадцать пять или около того, но говорил он так, словно был старше. В каждом слове сквозили пресыщенность и доля сарказма, а еще я не могла определить, что у него за слабый акцент.

– Как ты тут оказался? – спросила я. – На тебя напали?

Я надеялась, что все было именно так, как выглядело: на него напали, раздели догола и бросили умирать.

Кассиэль склонил голову набок.

– Ты уже беспокоишься о моем благополучии? Это хорошее предзнаменование. Но прибереги свою жалость; никто не причинил мне вреда. Переход всегда труден.

Я кивнула, как будто его объяснение вполне логично, и медленно двинулась к деревянной лестнице, которая вела к моей квартире.

– Ладно… Хорошо, тогда я, пожалуй, позвоню в полицию…

– Никакой полиции.

– Но тебя ограбили, разве нет?

– Да, меня ограбили. Но то, что отняли, мне больше не принадлежит.

– Эм, ладно. – Он говорил загадками, но боль в его голосе была настоящей. – Есть ли еще кто-то, кому я могу позвонить? Семья?..

– Ты меня не боишься?

Я сглотнула.

– А должна?

– Большинство людей боятся.

– Ла-а-а-дно, – я сделала шаг назад. – Мне действительно кажется, что я должна кому-нибудь позвонить.

«В полицию или, может быть, в психиатрическую лечебницу».

Кассиэль пригвоздил меня своим янтарным взглядом.

– Ты веришь во второй шанс, Люси Деннингс? Даже для самых страшных грешников? Несмотря на немыслимые преступления?

Полное горя и кровавой смерти видение, сон или что бы там это ни было про зияющую пропасть накрыло меня своей тенью. Я похолодела и чуть не упустила тот факт, что ему известно мое полное имя.

– Я… Я тебе не говорила…

Кассиэль пробормотал что-то на незнакомом мне языке – что-то экзотическое и древнее.

– Прости меня, Люси Деннингс. В мои намерения не входит тебя пугать, хотя понимаю, что с этим ничего не поделаешь. Но если ты настаиваешь на том, чтобы позвонить властям, может быть, сначала мне нужно чем-нибудь прикрыться?

– Тебе нужна одежда, – глупо произнесла я. – Верно. Хорошо. Конечно. Я… Я сейчас вернусь.

Я поднялась по шаткой лестнице в свою студию и дрожащими пальцами отперла дверь, дважды чуть не выронив ключи. Оказавшись внутри, я тут же забаррикадировалась, запершись на все замки.

Квартира выглядела так же, как и перед моим уходом на работу. Утренняя кофейная чашка на стойке. Кровать аккуратно застелена. Цветок в горшке – Эдгар – на окне. На фоне привычной реальности моего дома вся странность ситуации с Кассиэлем казалась еще более из ряда вон выходящей.

На площадке за моим домом находился голый мужчина. И только.

«А крылья? А черные глаза? А бескровная белая кожа?»

– Всему этому есть правдоподобное объяснение, – пробормотала