Девушка тихо вздохнула, вытерев пот со лба рукавом. Жаркие нынче дни – да на небе ни облачка. Тихая громада темного леса давила, вызывая странную дрожь. Вспышка головной боли накинулась резко зверем, скрутила, заставляя со стоном опуститься наземь, вырoнив корзину. Она знала – лучше посидеть, переждать, свертываясь клубочком и кусая губы. Третий месяц эти приступы накатывают – и никакие заготовленные снадобья не спасают.

   Пальцы прижались к вискам, привычно стараясь надавить, помассировать, хоть немного унимая раскалывающую голову бoль. Не иначе лихорадку какую подхватила – нечего было в одном легком сарафане бегать по росе за нужными травами на рассвете. В рот словно кипятком плеснуло – горло, десны… Айнэ застонала, судорожно прикусывая зубами край летнего платья, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. В этот момент все её существо жаждало чего-то, что могло бы усмирить страдания, облегчить, свести на нет это странное состояние. Её терзало безумное желание – но чего именно хотелось – понять было невозможно. Она пила и настойки, и чай, и воду – и даже редкий заморский напиток из коричневых зерен достала, потратив последние оставшиеся от матери деньги – ничего не помогло. А странная жажда не проходила.

   Она приоткрыла рот, жадно хватая ртом воздух, чувствуя, как судорожно колотится сердце, а по венам разбегается жар.

   Надо встать. Εсли сегодня не принесет тетке Сайнаре заказанные отвары, та опять сыночков пришлет. А ведь ещё от прошлого посещения синяки не зажили – и хорошо, что только синяки. Слава свету, что девок, охочих до мужского внимания, в их краях пока больше, чем мужиков, особенно – холостых. Да и тонкая, как жердь – кожа да кости - нескладная девчонка особо никого не интересует. Не интересовала бы, если бы не мало-мальские способности к травничеству да знахарству. Быть ей замужней, коли не отвертится, да как?

   Бежать? Но куда, если ни денег, ни кола, ни двора? Пока из их краев куда доберешься – по дороге прибьют. Боль накатывала волнами – но уже маленькими, давая возможность отдохнуть перед очередной вспышкой. Мысли отвлекали. Ведь была другая жизнь – была! Там, за полями, реками, лесами раскинулась великая империя Льяш-Таэ, в которой, верно, никто и не помнил о существовании их поселений – три дня до соседнего города на телеге трястись. Лесное, Остроречье и Тайнари - два больших села и маленькая деревенька – cтояли слишком далекo от больших дорог. В городе Айнэ бывала – но ещё когда мать была жива – и до сих пор помнила странное безумие очарования, которое охватывало, стоило только ступить на шумные городские улочки, по которым с гиканьем неслись на ящерах и конях всадники, неторопливо прохаживались нелюди и люди. Один раз она даже иршаса видела! Самого настоящего, с огрoмным длиннющим змеиным хвостом и человеческим торсом. Золотисто-бежевый змей полз себе по своим делам, вовсе ни на кого не обращая внимания…

    - Девка, эй, девка, чего валяешься на земле? Застудишься, вы, человеки, слабенькие…

   Тихий скрипучий голосок вырвал из мутного забытья, заставляя встряхнуться, распахнуть глаза. Огляделась по сторонам – никого! Вот корзина с травами, ножик брошенный – и ни единого человеческого следа. Сердце пропустило удар, когда она как-то плавно, почти вкрадчиво поднялась, чувствуя, как раздуваются ноздри, ловя запахи. Очередная странность – обоняние тоже резко скакало, то позволяя разобрать малейшие составляющие, то почти пропадая.

    - Вниз посмотри, дуреха! Вечно вы, люди, ничего под собственным носом не замечаете!

   Наклонилась, чувствуя, как приливает к голове кровь и перед глазами мелькают черные мушки. Перед глазами все плясало, а в траве виднелось какое-то темное пятнышко.

    -Уууу… сядь, кому говорю! – скомандовали.

   Она присела, чувствуя странное, болезненно-детское любопытство.

   В траве сидел… ежик. Довольно крупный для ежа – размеров с кролика, длинные темные иголочки, бусинки-глазки, которые насмешливо блестели, и… и ещё он был нежно-сиреневого оттенка, с темно-фиолетовой шерсткой на пузе. До сиреневых ежей она ещё никогда не урабатывалась. Да и не пила сейчас ничего. Айнэ потерла глаза – еж не исчезал. Помотала головой, даже сплюнуть хотела - остановил только донельзя ехидный голос:

    - Можешь ещё на одной ноге поскакать и через речку прыгнуть. Правда, не спасет. Настоящий я!

    - И говорящий, стало быть?

   Нахмурилась, вглядываясь тревожно в сгущающуюся по ту сторону леса темноту. Материны книги кое-чему да научили. А именно – ничего не случается просто так. Не бывает говорящих животных, только если кто-то решает ими притвориться.

   Если ты живешь на окраине древнего леса, в котором больше двух сотен лет живет тьма, стоит уяснить несколько правил: не задерживаться до заката, не переходить реку, что отделяет светлый лес от древней пущи, не заговаривать с незнакомцами, будь то зверь или человек, и ничего ни у кого не просить, не давать своего и не брать чужого. И тогда есть шанс, что нечистые обойдут стороной.

   Сердце сжали коготки страха, а то странное чувство, которое толкнуло уйти сегодня в лес, подзуживало и продолжить разговор. Οщущение, что так будет нужно. Для неё самой нужно.

    - Не так ты глупа, девка, как хочешь казаться, – мордочка ежа скривилась в странной гримасе, которая могла бы испугать, но… не теперь, – кто и так в долг живет, тот часто видит незримое.

    - Что ты говоришь, отродье леса? – вскинулась, сжимая зубы, не повышая голоса.

   Когда начинаешь кричать – все понимают, что ты уже не держишь ситуацию под контролем.

    - Верно говоришь, кто я, да ты не фырчи, - еж засеменил лапками, подбираясь поближе, подумал-подумал – и забрался по подолу на колени, вольготно и нагло устраиваясь – только не дури, девка, куда теперь тебе деваться? Я как лучше хочу, помогу уж, как смогу.

   Любопытный прохладный нос ткнулся ей в ладонь, и Айнэ нėвольно погладила бархатистую шерстку на мордочке, видя, как блаженно щурится чудное создание. Низший фэйри - кажется, так они назывались в одной из тех книг, которую она смогла прочесть.

    - С чего такая честь, а, фейское дитя? - сощурилась подозрительно, смотря на довольного ежа. И как тебя звать то?

    - Тиххем я, пикси, – заворчали недовольно, – про тебя и так знаю все, отданная дочь.

    - Кому отданная? Тиххем? Ты о чем? - она чувствовала странную растерянность, смешанную с болезненной горечью и предчувствием перемен.

   Вот, что мучило с последние дни. Как будто что-то должно открыться, что-то случиться – совсем скоро! И она сможет найти свою дорогу - собственный путь, где не будет косых взглядов, чужой злобы и липких рук. Найти себя – это ли не смысл жизни?

   Ρазговор, тем временем, становился все более бессмысленным и уже вовсе не забавным.

    - А то ты не знаешь? - внимательный взгляд бусинок-глазок. Недоверчиво, с искренним интересом. -И правда, что ли, не знаешь?! Ишь какая вредная баба, даже дочери не сказала…