— На вокзале... Там круглосуточно торгуют. — Бородаев не назвал, чем торгуют. Незнакомец и так все понял. Что непонятного-то?

— Эх ты, чучело, идем со мной, в ногах правды нет, — голос незнакомца был лениво-добродушным. — Подвезу. Не бросать же тебя тут. А то на рожон полезешь, знаю я вас, дураков молодых. А с этими, — он небрежно кивнул на дверь «Москвы-Петушков», — разговаривать надо по-другому.

Костюха послушно поплелся за незнакомцем. Ему было все равно, что делать, куда идти, как скоротать остаток этой сволочной ночи, — лишь бы подальше отсюда и лишь бы не домой.

Машина стояла через два дома в темной арке. Что за машина, Костюха не понял — тьма ж! Незнакомец отключил сигнализацию, открыл дверь. Костюха бессильно плюхнулся на мягкое сиденье. Увидел в зеркало свое разбитое лицо.

* * *

По Минскому шоссе ехал тяжело груженный трейлер. Водитель поправил зеркало, глянул на часы, включил радио. Громко пропикало: «Московское время семь часов. Передаем последние новости к этому часу». Водитель зевнул, покосился на молодого напарника, крепко спавшего на пассажирском сиденье. Ишь дрыхнет, и радио его не берет.

Ехали они без остановок и ночевок, менялись через каждые шесть часов. Ночью было особенно тяжело. От сто двадцать второго километра не шоссе — каток. Подморозило ночью крепко.

— Давай вставай, — начал он будить напарника. — Время меняться. К Москве подъезжаем, парень.

Они остановились на обочине. Дорога была еще по-утреннему пустой. Напарник спрыгнул на снег. Метнулся за прицеп, за колесо. Водитель тоже вышел, потягиваясь, разминая одеревеневшее от долгого сидения за рулем тело.

— А холодно, — сказал он. — Вот тебе и весна. Марток знать дает.

— Слушай, пойди-ка сюда, — позвал напарник. — Иди скорее!

Что-то в голосе парня встревожило — водитель быстро обогнул трейлер.

— Глянь-ка, чегой-то там? Вон там... — Напарник, уперев руки в колени, наклонился к подтаявшему сугробу у обочины.

В утренних пепельных сумерках при тусклом свете фонарей водитель с трудом разглядел что-то темное на снегу. Он тоже наклонился. Услышал, как приглушенно ахнул напарник, и сначала подумал: что за черт, мерещится. Но нет. На сугробе было полно темно-бурых потеков. А в снегу прямо перед ними...

Напарник с испуганным криком попятился и побежал к трейлеру, водитель не верил глазам своим: на снегу, пропитанном чем-то бурым, валялась отрубленная человеческая кисть. Вторая отрубленная кисть лежала невдалеке. Водитель едва не наступил на нее. Дико отшатнулся, чуть не упал.

Раздался истошный гудок. Напарник в кабине за-полошно давил на сигнал, привлекая внимание мчащихся по «Минке» машин.

Четыре месяца спустя. 5 июня

Бывают дни, которые лучше забыть. Катя пыталась внушить это Сергею Мещерскому, но безуспешно. Сама она была окончательно сбита с толку. Ведь такого странного происшествия в этот день первой недели долгожданного лета вроде бы ничего не предвещало. Порой ей казалось: да полно, было ли это? Не померещилось ли все это Сереге? Ведь никто, кроме Мещерского, не видел этого, а там, кроме него, были десятки людей.

Однако все по порядку. Екатерина Сергеевна Петровская, в замужестве Екатерина Кравченко, криминальный обозреватель Пресс-центра ГУВД Московской области, чувствовала, что не будет толка в правильном истолковании жуткой и на первый взгляд вроде бы совершенно неправдоподобной истории, рассказанной ей старинным приятелем мужа Сергеем Мещерским, без того, чтобы не разложить все по полочкам с самого начала.

Итак, с чего же все началось? Катя склонна была считать — со звонка в дверь их квартиры в половине второго ночи. Но и этому неурочному звонку и появлению на пороге мужа — Вадима Кравченко, доставившего к ним домой возбужденного, близкого к настоящей истерике Сережку Мещерского, тоже предшествовали некоторые события.

День 5 июня начался и продолжался для нее весьма приятно. Отпросившись пораньше с работы, она как на крыльях полетела к своей заветной мечте — накануне она записалась в модную парикмахерскую на Арбате. Ведь к лету так хотелось иметь на голове что-нибудь этакое, сногсшибательное, убийственно-грандиозное. Переменить кардинально все — стиль, прическу, цвет волос. Стать неузнаваемо-прекрасной. Или на крайний случай просто неузнаваемой. Сладко было мечтать о том, как миллиметр за миллиметром она будет скрупулезно изучать свою внешность, подбирая с помощью опытного визажиста на компьютере (!) прически и стрижки, формируя свой новый виртуальный имидж, а затем увидит его воплощенным, отраженным в сияющих зеркалах — настоящее произведение парикмахерского искусства, средоточие грез.

В результате все время до назначенного по записи часа она провела как на иголках. И, наверное, раз сорок за утро разглядывала себя в зеркало в шкафу в родном кабинете, радуясь при этом сама не зная чему.

Три часа, проведенные в салоне красоты, не разочаровали. Наоборот, компьютер старательно моделировал виртуальные облики, меняя все словно по мановению волшебной палочки, и Катя всякий раз нравилась себе ну просто ужасно. Ее бы воля — она бы испробовала все сразу — от радикально-изысканного мелирования до переливчатой радуги «американ калорс». Однако остатки здравого смысла удержали ее от эпатирующих крайностей, заставили прислушаться к советам мастера. А в результате...

Видели вы розу, фиалку, лилию, тюльпан на роскошной клумбе ранним росистым утром, когда солнце только-только золотит верхушки деревьев и в парке у реки перекликаются птички? Вот именно в таком настроении покинула Катя чудесный салон — парад и легкомыслие! И такая вселенская радость...

Ее неодолимо влекли к себе витрины магазинов, стекла припаркованных машин, глаза попадавшихся навстречу прохожих мужского пола — все, где она видела отраженным свой новый облик. Сердце просило любви и песен. Катя была готова расцеловать первого встречного, да что там встречного! Первую же липу Пречистенского бульвара, по которому она не шла — летела, едва-едва не пританцовывая на лету от избытка переполнявших ее чувств.

На углу Волхонки она в который уж раз надолго застыла перед витриной обувного магазина, видя там не модельные туфли новой дорогой коллекции, а только себя. Свою новую прическу, свой удивительный стильный макияж (ну всегда теперь буду так краситься!), свой белый летний костюмчик, который сидит классно и ничуть не полнит, как вдруг...

Отраженным в зеркальной поверхности она сначала увидела лишь смутный силуэт. Статная высокая пожилая женщина остановилась посреди тротуара и начала креститься на сияющий купол храма Христа Спасителя. И вдруг обернулась к Кате.

— Девушка, здравствуйте, пожалуйста, простите за беспокойство...

Катя схватилась за кошелек, но вспомнила, что после посещения французского салона от зарплаты там — рожки и ножки. Сущая мелочевка. Когда старики в метро и в переходах просили робкими голосами милостыню, благословляя и желая счастья, Катю всегда охватывал стыд и... От этого чувства мир буквально обугливался...