Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зинаида Алексеевна Лопахина была интересной крупной дамой сорока восьми лет. При встрече с ней взгляд в первую очередь отмечал гриву медных волос. Медь была своя, родная, чуть разбавленная сединой. Лопахина ее не закрашивала. Ей нравились эти поблескивающие в локонах ниточки, намекающие на жизненный опыт. Из всех дамских ухищрений она использовала только косметику. Использовала щедро – широкие подведенные брови, интенсивная бирюза на веках, румяна и помада все той же меди. Эта яркость ее не портила, не делала пошлой, не старила. Она просто довершала образ – образ крупной и сильной женщины, которая вела себя так же, как и выглядела: ярко, уверенно, иногда даже агрессивно-радостно. Когда однажды кого-то из близких Лопахиной спросили о ней, он задумался на секунду, а потом ответил: «Она из тех женщин, которые любят есть сладкий крем большой ложкой. Прямо из кастрюли!» Да, это действительно было о ней, наслаждавшейся жизнью вовсю. Но многие черты ее характера «образовались» вынужденно – Лопахина так долго сражалась за успех и достаток, что это неизбежно сказалось на ее поведении.
Зинаида Алексеевна была кондитером. И не просто кондитером, а самым главным человеком, отвечавшим за изготовление тортов и десертов. Работала Лопахина в крупной частной компании, пользовалась доверием администрации и, несмотря на руководящий пост, до сих пор частенько стояла у печей, выпекавших бисквит, сама готовила крем, сама украшала изделия. Делала она все мастерски. Впрочем, Лопахина бы могла профессионально изготавливать и самолетные крылья, да ее, когда-то единственную девушку, выпускницу факультета самолетостроения, никто об этом сейчас не просил. И десять лет назад тоже намекнули, что необходимости такой нет. Лопахиной надо было кормить семью, и она, уволившись из закрытого конструкторского бюро, пошла работать поваром в одну состоятельную семью. Лучше всего у нее получались торты и пироги. Подкопив денег, заняв недостающую сумму, она открыла свой кондитерский цех, который вполне успешно вписался в столичный рынок. И дела бы шли хорошо, но тут сначала грянул очередной кризис, а потом Лопахину подмяли конкуренты. Впрочем, конкуренты были умны, а Лопахина практична и сообразительна. После того как ее предприятие поглотил крупный концерн, она не разобиделась, не хлопнула дверью, не пошла гордо «начинать с нуля». Нет, она сумела договориться с обидчиками и осталась кондитером, но только уже подчиненным. Правда, через некоторое время ей уже доверяли, предоставляя относительную свободу, и, видя ее профессионализм, платили очень приличные деньги.
Пережить Зинаиде Алексеевне все эти события помогла любовь. К деньгам. Зинаида Алексеевна обожала их с какой-то детской непосредственностью. Она радовалась купюрам, особенно новым, хрустящим. Восторженно рассматривала кредитные карточки и пробовала на ощупь ценные бумаги, которые покупала осторожно, по чуть-чуть. В этой ее любви не было ничего предосудительного – ее семья в трудные времена буквально голодала, а сыновья носили одежду с чужого плеча. Зинаида Алексеевна полюбила деньги за то, что они дали ей возможность выбраться из этого. Они дали образование ее детям, своевременное лечение маме и, наконец, главное, о чем мечталось ей с того самого момента, как она поняла, что наступившие времена сулят невиданные до сих пор возможности, – они дали ей собственный дом. Ну, здесь ей пришлось немного поспорить с мужем, который предпочитал городскую квартиру, а не пригород с его неспешным образом жизни. Выслушав все доводы супруга, Лопахина взяла на раздумья пару дней, а потом, не говоря никому ни слова, наняла бригаду рабочих и начала строить дом.
В день встречи с подругами Зинаида Алексеевна не пошла на работу, решив, что один-единственный раз может себе это позволить. Тем более что накануне она вернулась почти в три часа ночи – изготавливали многоярусный свадебный торт. Лопахина не уезжала до тех пор, пока сахарной глазурью не покроют последний сантиметр и не водрузят на вершину фигурки жениха и невесты. «Господи, знали бы молодожены, что их ждет потом!» – невольно думала она, проверяя качество миндальной крошки. Сейчас, утром, когда она, проснувшись, лежала в кровати на втором этаже их малюсенького дома, ей казалось, что у нее внезапный отпуск. Зинаида Алексеевна посмотрела в маленькое оконце своей маленькой комнаты. Ее мечта, ее дом, на который она с таким трудом собирала деньги, был крохотным. И все в нем было маленьким: комнаты, коридоры, ванные. Участок достался Лопахиной от дальних родственников, домик она строила года три, зато сейчас у сыновей имелись свои комнаты рядом с гостиной на первом этаже, и еще было две комнаты наверху. В одной обитал муж, в другой – она. Зинаида Алексеевна ужасно начинала гордиться собой, когда вдруг вспоминала, что сама построила этот домик. «Ну, да, каждую копейку откладывала, ни одного платья себе не купила за это время. Зато теперь свой дом, а если Лопахин еще хоть слово скажет – выселю!» – привычно заканчивала она свою думу. Дело в том, что муж имел обыкновение насмешливо отзываться о масштабах жилья.
– Боюсь, нам не по карману еще одна пепельница, – шутил он.
– Почему это? – удивлялась Зинаида Алексеевна.
– Тогда придется телевизор вынести на улицу.
Да, теснота была, но это была своя собственная теснота, на собственной земле, что стоило дорогого. Сейчас, в ожидании встречи, Лопахина особенно остро чувствовала радость обладания своим жильем. «Вот, могу похвастаться – собственный дом! Теперь уже могу похвастаться! Все достроили, все посеяли, все оформили!» Зинаида Алексеевна поднялась с кровати, надела халат и по-хозяйски обошла свои владения. Она не рассердилась на сыновей, оставивших в комнатах беспорядок. Навести его Лопахиной было несложно. Потом она с удовольствием составила тарелки и чашки в посудомоечную машину – без нее это никто не сделал, – разложила по местам газеты, журналы, одежду. Выйдя в сад, нарезала цветов и расставила их в вазы. Затем достала большую скатерть – когда-то она ее купила за бешеные деньги, однако скатерть, несомненно, того стоила: вышивка белым шелком была тонкой, но придающей скульптурность ткани. Тогда, во времена их безденежья, все удивлялись ее поступку, а муж так просто ругал на чем свет стоит.
– Ну, видимо, мы будем питаться ею. Отрезать по кусочку и варить в кастрюле, – язвил он.
А Зинаида Алексеевна молчала. Она уже тогда, в самые тяжелые времена, знала, что наступит момент и эта скатерть ляжет на красивый стол в ее доме.
Из шкафа Лопахина достала парадный сервиз. Они так ни разу и не пользовались им – все было некогда, все спешка, да и гости сюда, за город, приезжали нечасто. Зинаида Алексеевна расставила посуду, положив на каждую тарелку маленький сувенирчик и смешную открытку. Букет для обеденного стола она составляла долго – ей хотелось сделать что-то совсем простое, деревенское, что не затмило бы красоту белой скатерти и тонкого фарфора. В конце концов она налила в неглубокую хрустальную тарелку воды и бросила туда несколько роз. Они поплыли по маленькому озерцу, а потом замерли. «Вот, это то, что надо!» – с удовлетворением отметила Зинаида Алексеевна и поднялась на второй этаж. По пути в ванную зашла в комнату мужа. Вообще-то теперь она делала это редко – его тайны ей были уже неинтересны. Она мельком взглянула на аккуратно застеленный пледом диван, поправила занавеску и обнаружила, что компьютер не выключен. Лопахина протянула руку к нужной кнопке, но тут словно бес толкнул ее под локоть. Она вдруг взяла «мышку» и без труда открыла страницу, на которой, вероятно, с утра побывал муж. Зинаида Алексеевна увидела фотографии. Все они были приличные – никакой порнографии. Никаких откровенных сцен, никаких объятий. Это были фотографии большого дома с бассейном на огромном ухоженном участке, фотографии огромной гостиной со старинной мебелью, кухни с очагом, искусственно закопченным и увешанным медной посудой. Лопахина все это просмотрела, а потом прочла комментарии. Потом открыла еще пару фото, полюбовалась какой-то худощавой блондинкой в коротком платье и выключила компьютер. Она выключила его прямо из розетки, не став терять время на все эти манипуляции с сохранением файлов. «Ничего нового. Мой муж удивительно однообразен!» – вздохнула Лопахина, заходя в ванную комнату.