Речная гладь летела навстречу, под днищем яростно шипела потревоженная мощными моторами вода, а плотный встречный ветер, отбрасываемый ветровым стеклом, улетал куда-то вверх и совсем не беспокоил нас с Тимуром.

— А ничего бежит, — одобрительно сказал я.

Тимур кивнул и сбавил скорость. Потом заглушил моторы:

— Теперь можно и курнуть.

Катер плавно покачивался на мелких речных волнах, и, оглядевшись, я понял, что за эти полторы минуты мы удалились от пристани как раз на те самые два километра, о которых говорил Тимур.

— А почему ты не хотел курнуть на берегу? — поинтересовался я.

— Почему… — Тимур сноровисто забивал косяк, — а потому что такие лица, как у тебя, бывают только у бандитов или спецов. Бандитов я не боюсь, я и сам парень ничего, а вот со спецами мне лучше дела не иметь. Ну, представь себе — я достаю оковалок «плана», а в это время из-за ангаров выскакивают твои дружки с пушками и ксивами: руки в гору, контрольная закупка, вы арестованы и прочее. Мне оно надо?

— А если я все-таки спец, и сейчас скажу тебе: руки вверх, товарищ наркоторговец?

— Во-первых, я не торговец, а во-вторых, — Тимур усмехнулся, не переставая трудиться над папиросой, — ты вокруг погляди. И подумай, как ты будешь меня вязать на середине реки. Зажигалка есть?

— Правильно рассуждаешь, — сказал я, протягивая зажигалку, — береженого, как говорится, бог бережет.

— Вот и я говорю, — ответил Тимур и, глубоко затянувшись, передал мне косяк.

Следующие несколько минут прошли в полном молчании, прерываемом лишь потрескиванием косяка. Посмотрев друг на друга новыми глазами, мы рассмеялись без всякой причины, и Тимур спросил:

— Ну, как, ничего травка?

— Ничего, — я одобрительно кивнул, с трудом сдерживая идиотское хихиканье, — очень даже ничего. Азия?

— Не-е-е… — презрительно махнул рукой Тимур, — нам Азия ни к чему. Местная трава, выращивает тут один…

— Хорошо выращивает, однако, — сказал я, чувствуя, как с окружающим миром начинают происходить чудесные превращения.

Голубое небо стало еще более голубым, далекий лес на берегу превратился в волшебную чащобу, в которой наверняка бродили лешие и прочие кикиморы, вода зажурчала таинственно и красиво… В общем, трава была действительно высшего сорта.

Тимур нажал на кнопку, и оба «меркурия» снова ожили.

— Ну, — сказал он, — а теперь — с ветерком.

И «Ништяк» понесся по водной глади со скоростью никак не меньше сотни километров в час.

Почувствовав, что наступил сушняк, я достал из рюкзака большую бутылку минералки и, открыв ее, с наслаждением присосался к горлышку.

Напившись, я протянул минералку Тимуру, но он, помотав головой, отказался:

— Не, не хочу.

Я пожал плечами и, завинтив пробку, сунул бутылку обратно в рюкзак.

— А скажи, Миша, какое тебе место нужно? — спросил Тимур и, отпустив штурвал, достал сигареты.

Я заволновался и сказал:

— Ты, это… Штурвал держал бы!

— Не беспокойся, — засмеялся Тимур, — тут все так устроено, что если бросить штурвал, то катер сам идет прямо, как по ниточке, и никуда свернуть не хочет. Так куда тебя отвезти?

— Куда отвезти… — я тоже достал сигареты, — отвези меня, мил человек, в такое место, чтобы там было красиво и тихо. Чтобы берег был спокойный и дикий, и народу чтобы ни единой души… Чтобы большая вода текла мимо меня, и чтобы жизнь показалась мне прекрасной.

— Поня-а-тно… — протянул Тимур, — романтики захотелось.

— Вот-вот, — поддержал я его, — именно романтики. А то в последнее время никакой романтики — одни приключения. Причем такие, что не дай бог.

— Может, ты в розыске? — предположил Тимур.

— Нет, не в розыске, — я усмехнулся, — от розыска так не бегают.

— А как от розыска бегают? — ехидно спросил Тимур, снова берясь за штурвал и слегка подправляя курс.

Я посмотрел на него и сказал:

— А то ты сам не знаешь!

Тимур едва заметно улыбнулся и промолчал.

— Так вот, — я продолжил свои рассуждения насчет райского места, — хочу я пожить денька три на берегу этой реки. Естественно, в диком месте. Поразмышлять о жизни, навести порядок в своей голове…

— Понимаю, — Тимур кивнул.

— А раз понимаешь, то вези меня в такое место. А через три дня заберешь.

Я снова расстегнул рюкзак и достал оттуда рацию.

— Держи, — я протянул рацию Тимуру.

Он посмотрел на нее и спросил:

— Не боишься такую дорогую штуку чужому человеку отдавать?

— Нет, не боюсь, — ответил я, — а кроме того, без второй рации это просто кусок говна. Никому не нужный. Они еще на заводе только друг на друга настроены. Так что держи, будем, если что, связь держать.

— Положи на банку, — сказал Тимур.

Поскольку я после своих корабельных путешествий уже мог считать себя старым морским волком, то знал, что банка — это просто скамейка в лодке, и положил рацию, куда было сказано.

— Значит, отвезу я тебя… — Тимур закатил глаза к небу, — отвезу тебя… Все, знаю, куда отвезу. Место тихое и красивое.

— Вот и хорошо, — сказал я и поудобнее устроился в высоком кресле.

Ровная водная гладь летела навстречу, встречный ветер огибал нас где-то поверху, едва шевеля мои короткие волосы, и жизнь казалась мне прекрасной и беззаботной.

Я вылез из палатки и с хрустом потянулся. Солнце уже приподнялось над лесом, и над водой таял легкий парок.

Спустившись к реке, я вошел в воду и решительно упал лицом вперед. Мягкая теплая вода обняла меня, как говорится, до глубины души моей, и я почувствовал, как в меня вливается жизненная сила и щенячья радость бытия. Поднявшись на ноги, я начал энергично плескаться. Потом сбегал на берег, где на пенечке лежали туалетные принадлежности, схватил их и бегом вернулся в воду.

На свежем воздухе все приобрело совершенно другой вкус и запах.

Мыло пахло так, как много лет назад, когда я был мальчишкой, еще не курил и не сжигал вкусовые рецепторы пивом и водкой, а зубная паста неожиданно обрела праздничную радостную мятность, которой я давно уже не замечал. Наконец я почувствовал себя заново родившимся и, бессмысленно улыбаясь, вышел на берег.

Положив мыло, щетку и пасту на пенек, я сполоснул руки и, сняв с сучка мохнатое полотенце, растерся им докрасна. Это привело меня в такой восторг, что я встал на руки и сделал таким образом несколько шагов. Потом меня повело в сторону и, вывернувшись, я опустился на ноги, попав босой ступней прямо на сосновую шишку.