– Баглайчик, – прощебетала Вика, – болит у меня, так болит! Вот здесь! – Повернувшись, она хлопнула по упругим рельефным ягодицам.

– Вчера началось, после шейпинга… что-то не так крутанула… или не так потянула… Пришла домой, всю ночь промаялась… Исцелишь?

– Уткин пусть исцеляет, – Баглай ткнул пальцем в стену, за которой находился соседний кабинет. – Уткин любит девушек помять. Риска никакого, плюс удовольствие.

Вика капризно надула губки.

– Ему – удовольствие, а мне?.. Мне разве ничего не полагается? Ну-у, Баглайчик, миленький… – Она уже просочилась в комнату и стала неторопливо расстегивать халатик. – Клади меня на стол, помажь маслом, пройдись по спинке, и еще – тут и тут… вот по этим суставчикам… по тазобедренным…

– Я пройдусь, – сказал Баглай, вытягивая ремень из брюк и складывая его вдвое. – И по тазобедренным, и над ними. Неделю на присядешь!

Он размахнулся, и Вика со смехом отскочила, распахнув на мгновение халат. Под ним были длинные стройные ножки в полупрозрачных колготках, затем – нагая розовая плоть и что-то узенькое, кружевное, тонкое – такое тонкое, что мнилось, будто острия сосков проткнут кисейный полог ткани.

Баглай невольно вздрогнул, а Вика выскользнула в коридор, проворковав на прощанье:

– Смотри, Баглайчик!.. В другой раз и правда к Уткину пойду!

Вика удалилась к отделению физиотерапии, изящно покачивая бедрами, и было ясно, что ничего она не крутанула, не потянула, а ночью маялась совсем по другой причине. Баглай чертыхнулся, закрыл дверь и, чтоб успокоиться, сделал несколько дыхательных упражнений, попутно разглядывая список с восемью фамилиями. Все – женские, и можно было держать пари, что самой юной клиентке стукнуло семьдесят.

Чтоб окончательно прийти в себя, он начал вычислять, сколько таких стариков и старух залезут к нему на стол, чтобы хватило на ту китайскую вазу эпохи Мин, нефритовую, голубовато-зеленую, с резным клыкастым драконом, то ли парившим в поднебесьи, то ли купавшимся в лазурных океанских водах. Получалось, что двести – это в случае частных сеансов; а если работать через «Диану», так все пятьсот. Он представил себе эту груду мяса, этих склеротиков и гипертоников, сердечников и подагриков, сплюнул в раковину, сморщился, зло скривил губы и забормотал:

– Затылочную ямку, суставы шеи, а также ладони и пятки растирать жиром до сухости и вытереть мукой – так изгоняют ветер сердца и демонов сердцебиения. Чтоб подавить бессонницу и слабость в теле, в эти же места втирать растительное масло, а при бессоннице еще втирать в голову мускус с топленым молоком. При безумии и припадках втирать масло, которое пролежало год. При недержании семени растирать поясницу и копчик, используя жир выдры или ящерицы да-бийд. При ряби в глазах втирать жир грифа и…

Это были рекомендации из древнего канона «Чжуд-ши» – тайного восьмичленного учения тибетской медицины, которое он проштудировал в ашраме, у Номгона Дагановича Тагарова. Тагаров обучил его многому, а главное – технике шу-и, способной стимулировать или ослаблять кровоток; но ведал ли он, как эти знания сработают на практике?

Баглай усмехнулся, не прерывая заунывного речитатива. Странные слова, что были нанизаны в столь же странные, непривычные фразы, успокаивали не хуже дыхательных упражнений. Постепенно лицо его разгладилось, дыхание стало мерным и ровным, серые глаза посветлели, и яростная ухмылка уже не кривила губ; он был готов к работе. Стрелки часов над массажным столом показывали девять тридцать, когда он распахнул дверь, посмотрел на сидевшую в кресле старую женщину и негромко сказал:

– Прошу!

Она вошла, поздоровалась и протянула процедурный лист. Ей было семьдесят три; два счастливо закончившихся инфакта, язва двенадцатиперсной кишки, диабет – в легкой форме, боли в суставах и искривление позвоночника.

– Первый раз у меня? – спросил он, когда женщина, раздевшись за ширмой, улеглась на стол.

– Первый, доктор… Простите, не знаю вашего имени-отчества, в регистратуре у вас только фамилии написаны…

– Так меня и зовите – доктор Баглай.

Строго говоря, он был не доктором, а только массажистом, но знал о человеческом теле побольше иных докторов. Когда-то, лет пятнадцать назад, отсутствие диплома вызывало у него приступы ипохондрии, но теперь он знал, что главное – не числиться, а уметь. Он умел. И, к тому же, был свободен от клятвы Гиппократа.

Его длинные гибкие пальцы пробежали вдоль позвоночника, дрогнули, остановились, замерли. Сколиоз… Вылечить нельзя, но облегчить боль можно. Как говорил Марциал, искусство великое – растирать тело умелыми руками, освежая тем самым все его члены и утоляя страдания… Но за искусство, тем паче – великое, нужно платить. Хорошо платить!

– У вас боли здесь и здесь? – Он осторожно коснулся поясничных областей.

– Да… да, доктор… Сильные, особенно по вечерам… Спать не могу… стою всю ночь на коленках… ни на бок не лечь, ни на спину, ни…

– Это мы поправим.

Пальцы – все так же осторожно, мягко – надавливали там и тут, в ключичных ямках, под затылком, у основания шеи, вокруг лопаток, у плечевых суставов. Глаза не принимали участия в этой деликатной процедуре; глаза, в общем-то, были не нужны, как слишком грубый и несовершенный инструмент сравнительно с чуткими подушечками пальцев.

– Это мы поправим, – повторил он, капая в ладонь масло. – Обязательно поправим. Но дважды в год вам надо приходить ко мне. Дважды в год – десять сорокаминутных сеансов… А это недешево стоит.

Женщина повернула голову, и он увидел ее глаза – блеклые серые радужинки и старческие белки в алой сеточке капилляров.

– Сын обещал, что будет платить… У меня хороший сын, доктор. Экономист, менеджер… И невестка тоже хорошая. Они мне говорят – сколько можно мучиться, мама?.. деньги – это ведь только деньги… они должны радость приносить… и хотя бы чуточку здоровья… Потом звонить начали, по родственникам, по знакомым и друзьям… И кто-то рассказал о вашей «Диане»… дескать, есть там чудодей, который лечит стариков… маг с волшебными руками… так и сказали, с волшебными… про вас сказали, доктор… Правду?

В ее голосе звучали мольба и надежда, но лицо Баглая не дрогнуло. Он неторопливо растер масло между лопаток пациентки, плеснул еще и спокойным голосом произнес:

– Раз сказали, значит, правда. А там поглядим… там посмотрим… – Плавными легкими движениями он начал втирать масло в кожу. – Кстати, как вас зовут?

– Ирина Васильевна… Я, доктор, тридцать лет на ткацкой фабрике отработала. Сначала – у станка, потом, после техникума – мастером смены. У станка тяжело, да и мастером не подарок… Все время на ногах, бегаешь туда-сюда, кричишь, ругаешься, нервничаешь… Зато сына подняла. Считай, в одиночку… Хороший у меня сын!

– Не напрягайтесь, Ирина Васильевна… вот так, хорошо…

– Его пальцы начали массировать основание шеи, затем спустились ниже, разминая комок затвердевших мышц. – Вы говорили, сын у вас менеджер? А где он служит? В какой-нибудь финансовой компании?