Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машенька лежит в позе эмбриона, крепко вжимая руки в живот. Ей больно… На джинсах кровь… На ширинке…
- Машенька, - начинаю я тормошить ее, одновременно проверяя пульс.
Он есть. В подтверждение моя девочка медленно приоткрывает глаза. Понимает, что рядом я и начинает морщиться. Но не от боли.
- Уйди..., - еле ворочает языком, отчего у меня сжимаются кулаки. Убью суку!
- Я никуда не уйду! – резко отвечаю, опуская руку в карман за телефоном. Нужно вызвать скорую.
Чувствую сзади щелчок предохранителя. Ощущаю на затылке дуло пистолета.
- Пушку отдал … И без глупостей..., - слышу за спиной глухой мужской голос.
Маша морщится еще сильнее, из глаз слезы, стонет… От отчаянья…
Медленно поднимаю одну руку. Второй вынимаю пистолет из кобуры и кладу на пол. Внутри смешан страх за Машу и гнев на себя. Как я мог довести ситуацию до такого?! Это только моя вина. Я настолько окунулся в чувства и отношения, что совсем забыл обо всех ее проблемах. О ее проблемах! Которые сейчас должны быть нашими. И они такими и являются. Вот только решать я их буду теперь сам.
Но Машенька так не считает…
- Я же тебя просила уйти.., - каждое слово ей дается с трудом, но она упорно стоит на своем. Опять хочет решить все самостоятельно.
- Маш, - обращаюсь к ней и подаюсь немного вперед, но тут же чувствую толчок в затылок.
- Заткнись! Нечего тут нежничать!
Маша, видя, что этот урод толкнул меня, хочет приподняться.
- Не трогай его..., - только вновь морщится от боли, притягивая колени к груди еще больше.
- Да я-то его не трону, - мужик начал медленно выводить слова. – Официально он тебя отлупит, а ты его грохнешь. А потом в окно сиганешь. Поругались голубки. Вспылили. Он на войне был. У тебя травма детская. Психика неустойчивая. По крайней мере, должна быть…
- Ты же знаешь, что это не так, - Маша собирает все силы и вступает в диалог.
- Да звездишь ты хорошо, - ухмыляется мужик. – После всего того, что я с тобой творил, невозможно жить нормально. Упрятала меня в тюрягу и думаешь, что жизнь заиграет новыми красками? Нет, сучка… Я обещал тебя сломать, и я это сделаю…
Я вслушивался в слова урода и пытался понять, что же произошло у Машеньки с физруком детдома. Что вообще могло произойти, чтобы человек через десять лет пришел ее добивать?!
- Не дождешься, - Машенька пытается грозить ему.
Молодец, девочка моя. Нельзя в таких ситуациях быть жертвой. Стойкость выбивает маньяка, путает его сознание, отчего он делает ошибки.
- Да что ты сейчас уже сделаешь? - посмеивается незнакомец. – Лежишь тут еле живая со своим «вытравишем» и пытаешься хорохориться?
- Ничего, не в первой, - Маша начинает дерзить.
- Типа смирилась уже? - открыто смеется. – Правильно. Такие, как ты, не должны размножаться.
До меня начинает доходить, откуда кровь на ширинке джинсов…
- Сука, - гневно произношу я.
- О, мент подал голос. А то что-то мы с тобой одни шепчемся. А как говорят детишки, маленькие сорванишки, «больше двух – говорим вслух»? Ну давай расскажем нашему мусору историю нашего знакомства.
Он опять толкает меня дулом в затылок:
- Ты уже знаешь, что твоя зазноба мусор биологический? Детдомовка. У которых нет ни кола, ни двора, живут за счет государства, а потом еще и в жилье свое уходят. Вот же ж какая несправедливость-то! Ты корячишься, работаешь, терпишь этих засранцев, а хата не тебе достается. А знаешь, мент, как тяжело работать с девками, которые уже «оформились», но еще не достигли возраста согласия?
- А ты спрашивал? – гневно и с претензией спросила Маша.
- Нет. А зачем? – опять смеется. – Когда вы все и так у меня в руках были. Кто ж вам поверит-то?! А главное, кто спросит?! Никому вы на хрен не нужны по жизни!
- Ошибаешься, - Машенька набирается сил, голос становится увереннее.
- О, да! Тебя твой Мохнач лечил. Но уже после меня! – гогочет. – А до меня ведь у нее так и не получилось! Знаешь, мужик, я тебе так скажу: трахать малолетку – это кайф. Жаль не попробуешь. Все такое девственное. Только зарождающееся. Узенькое и упругое.
- Ну да, - тут уже ухмыляется Маша. – С твоими-то достоинствами только детей и растлить.
- Лаааадно, дерзи напоследок.
Я спиной чувствую его. Его положение. Его ухмылку. Спиной ощущаю его мерзкую рожу, по которой хочется пройтись кувалдой.
Гнида.
Только сейчас начинаю понимать, какое тяжелое детство было у моей очаровашки. Только сейчас встает все на свои места. И ее стойкость характера. И ее бесстрашность перед опасностями. И ее умение сдерживать эмоции.
Закалена.
Как я на войне. Только вот она жила в мирное время. В мирной местности.
Моя сноровка безупречна. И если бы я был сейчас один под дулом пистолета, то давно бы укокошил эту нечисть.
Но здесь Машенька.
Ее может задеть. И не только задеть. Дуло за моим затылком при резком развороте окажется напротив нее. И если он сделает выстрел (а он его сделает обязательно, даже чисто на инстинктах), аккурат попадет Маше в живот. Может повезти и пуля пройдет по касательной, войдя в диван. Но я не могу так рисковать. Нужно «отвести» от нее дуло.
- Ну хватит болтать, - продолжил урод категорично. – Вставай мент.
С поднятыми руками я начал медленно подниматься. Сейчас можно сделать разворот…
Но нет. Нельзя. Убьет меня, убьет и ее. А здесь тесно для маневров.
- Иди вперед.
Выхожу вперед. Иду в сторону входной двери, которая так и осталась открытой. Краем глаза и настороженным слухом замечаю, что Машенька начинает шевелиться.
Медленно и без его приказа поворачиваюсь к нему лицом. Я хочу видеть эту мразь.
- Э, чувак! Я тебе не разрешал поворачиваться!
- Боишься? – оскаливаюсь на него.
Теперь я вижу это лицо. Моего возраста. Крепкого телосложения. Представляю, что эта тварь делала с детьми.
Вижу, что Машенька из последних сил пытается взять мой пистолет, который так и остался лежать на полу возле нее. Но видит это и Спиридонов.
- Ах ты, шавка! – он буквально за волосы поднимает мою девочку, не сводя с меня пистолет. – Перехитрить меня вздумала!
Держа, Машу за волосы, не сводит с меня ствол. Смотрит мне в глаза:
- Хочешь в героя поиграть? – обращается ко мне. – Ну давай, стой лицом. Мне все равно.
- Такие гниды, как ты, умеют только с детьми беззащитными расправляться, - начинаю я свою игру. – Выстрелить в человека, глядя в глаза, ты не сможешь. Кишка тонка.